В течение двух жарких июльских недель под Санкт-Петербургом, поблизости от Репино и Комарово, проходил семинар драматургов северо-западных регионов России и национальных республик. Участники и руководители этого серьезного (под патронатом Министерства культуры РФ) мероприятия обсудили не один десяток хороших пьес и сценариев, побывали в пенатах Ильи Ефимовича Репина, увидели дачный домик Ахматовой и навестили могилу великой поэтессы, посетили Кронштадт и Выборг... Однако в считанные свободные минуты, которые все же выкраивались, на берегу Финского залива (он еще не весь зацвел, хотя дамба так и не достроена) нашлось время для неформального и притом веселого общения. Некоторые из услышанных историй я с разрешения исполнителей воспроизвожу.
Петербургский драматург и прозаик Игорь Шприц (автор сериала “Империя под ударом”) долгое время занимался научной деятельностью. Никому из сотрудников физико-технического института, где он работал, не казалось забавным, что свои отчеты Шприц адресовал доктору физматнаук Рафаилу Львовичу Аптекарю. А вот для писателя, работающего со словом, такое соседство фамилий “Шприц — Аптекарь” стало поводом для углубленных размышлений, в результате которых родилась шутка на почве все того же “фамильного” богатства. Антон Павлович Чехов перед кончиной, выпив прощальный бокал шампанского, произнес: “Их штербе” — “Я умираю...” Игорь, продолжающий драматургические заветы великого мастера, придумал свои прощальные слова, прямо вытекающие из немецких корней собственной фамилии. “Их шприцер...” — собирается сказать он. Потому что в переводе эта фраза означает не только “впрыснул”, но и “кончил”, если используется в сексуально-эротическом контексте.
Неудивительно, что именно весельчаку Шприцу ученый секретарь лаборатории академик Голант поручил найти подарок для Жореса Ивановича Алферова, которому исполнялось 70 лет. (Дело было до того, как он стал нобелевским лауреатом.) Игорь долго бродил по магазинам и в итоге отыскал столовый прибор, выпущенный к 90-летию учреждения Нобелевской премии. Такой был один-единственный на прилавке в магазине и скорее всего в Петербурге. Вероятность обнаружения столь редкой, эксклюзивной, как теперь говорят, вещицы с научной точки зрения равнялась нулю. Но Игорь ее выудил. Что это было? Предвестие, обещание, предзнаменование, ворожба? В качестве приложения к подарку Игорь написал шутливую пьесу “Нобелевский прибор” (в основу лег рассказ уважаемого Антона Павловича “Шведская спичка”), в пьесе было три действующих лица: автор и два академика, рассказывалось в ней о том, как подведомственной Алферову лаборатории поручили разработать “нобелевский прибор”, при пользовании которым гарантировано получение Нобелевки. Когда на юбилее этот текст был под общий смех зачитан, хохочущий Алферов крикнул жене:
— Муся, я буду класть его на всех!
Прошло полгода, и дома у Игоря раздался телефонный звонок. Самого Игоря дома не было, трубку сняла теща. И услышала:
— Ваш зять — гений!
Так гениальным был признан не только удостоившийся Нобелевки Алферов, но и “накликавший” ее присуждение вещий литератор.
Драматург из Казани Данил Салихов рассказал: его коллега принес главному режиссеру академического театра имени Камала Марселю Хакимовичу Салимзянову пьесу, в которой было 17 действующих лиц. Устроили читку. К концу первого действия в живых осталось двое, остальные погибли. Во втором действии между этими двумя случилась дуэль, и, после того, как соперник пал, на сцене воцарился один главный герой, который в финале покончил с собой. Закончив чтение, автор взглянул на режиссера.
— Ставить не буду, — сказал тот.
— Но почему?
— Такого накала страстей мое татарское сердце просто не выдерживает, — сказал Марсель Хакимович.
Петербургский драматург, актер и телеведущий Игорь Григорьев рассказал: в Одессе проходил театральный фестиваль. Один из приехавших коллективов представил суду зрителей “Грозу” Островского. Режиссерское решение трагической развязки было такое: Катерина прыгала в оркестровую яму. Для чего монтировщики всегда перед началом спектакля натягивали в проеме специальную страхующую сеть. На гастролях же они загуляли. Помреж несколько раз им напоминал, они отмахивались: “В антракте сделаем”. Но и в антракте не натянули. “До конца спектакля еще сколько времени!” Когда стало ясно, что не успевают, местные рабочие сцены пришли им на помощь и предложили: чем маяться с крепежом сети, натянуть батут, который почему-то оказался у них под руками. Так и сделали.
Катерина, прочитав последний монолог, бросилась в Волгу. Но актриса не была акробаткой. Попрыгав и отчаянно пытаясь удержать равновесие, она вновь оказалась выброшена на сцену. Упрямо второй раз прочитала прощальный текст и опять сиганула... И опять, попытавшись остаться в яме, все же вылетела назад. Хорошо, что исполнительница оказалась находчивая.
— Не принимает меня матушка-Волга, — сказала она и ушла за кулисы.
Зрители же восприняли ее кульбиты как смелое и новое режиссерское решение. И аплодировали, не жалея ладоней.
