Какой у нас все-таки хороший и добрый парламент! И как легко и приятно с ним работать исполнительной власти! Те проблемы, которые ввергают в уныние и отчаяние западных президентов и министров, в России решаются с помощью одного щелчка пальцами.
Возьмем, например, проблему флибустьерства — так на Западе называют попытки затянуть принятие законов с помощью внесения поправок и бесконечного произнесения речей. В нашей самой продвинутой в мире Государственной думе такой проблемы не существует. 30 секунд на рассмотрение любой поправки — и гуляй, Вася! А вот в США и Англии почему-то позволяют этим парламентским хулиганам вещать, сколько им угодно.
В 1957 году американский сенатор Скотт Турмонд, пытаясь блокировать принятие неугодного ему закона, беспрерывно произносил речь в течение 24 часов 17 минут. И никто с этим ничего не мог поделать. Правила сената позволяют насильственное прекращение дебатов только в исключительных случаях и только если за это проголосует абсолютное большинство членов верхней палаты.
Сразу оговорюсь: в политическом плане сенатор Турмонд был не прав. Закон, против которого он боролся, назывался Акт о гражданских правах и предусматривал реальное равноправие черного и белого населения. Но уважение к мнению меньшинства в лице Турмонда и его сторонников не помешало большинству принять справедливое решение. Зато у «обиженного» меньшинства не было причин жаловаться: все их политические права как сенаторов были скрупулезным образом соблюдены.
А вот пример того, как вроде бы хулиганская тактика флибустьерства позволила восстановить справедливость. В конце XIX века две тогдашние основные британские политические партии — либералы и консерваторы — и слышать не хотели о правах населения Ирландии. Но ирландские члены палаты общин начали произносить бесконечные речи. И на их проблемы впервые в истории обратили серьезное внимание.
Впрочем, довольно об уважении политических прав флибустьеров. При всей своей важности — это все-таки сравнительно второстепенная тема. А вот что является абсолютно первостепенным — так это общая скорость рассмотрения законов. Не спорю, бывают случаи, когда законы действительно стоит принимать со скоростью метеора. Однако это возможно лишь в условиях чрезвычайной ситуации — когда от быстроты действий законодателей зависит национальная безопасность. Например, после событий 11 сентября 2001 года на внесение поправок в антитеррористическое законодательство американским сенаторам и конгрессменам потребовалось чуть более месяца.
Но во всех прочих случаях интересы национальной безопасности требуют от законодателей прямо противоположного: спокойного, вдумчивого и неспешного рассмотрения законов. Ни один не чрезвычайный, но важный закон в Англии или Америке не пройдет все стадии рассмотрения за несколько недель. На это требуются месяцы, а иногда и годы.
Говорите, что месяцы, а тем более годы — это долго? Возможно. Но неспешная скорость позволяет парламенту и обществу провести по поводу законопроекта самые подробные дебаты, рассмотреть его со всех сторон. И, как следствие, когда закон наконец принимается, он воспринимается всеми именно как закон, а не нечто, необязательное к исполнению. В России же на вооружение взят прямо противоположный принцип. Законопроекты принимаются с головокружительной быстротой. Но к ним не относятся как к чему-то священному, и пусть неприятному, но обязательному.
И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: одно прямо вытекает из другого. Демократическое общество построено на институтах, процедурах и взаимном уважении прав друг друга. Но принятие законов со скоростью метеора посылает четкий и совершенно определенный сигнал из трех пунктов.
Пункт А: в нашем парламенте нет таких процедур, которые не могут быть отправлены в мусорную корзину ради сиюминутной политической целесообразности. Пункт Б: российский парламент не является уважающим себя политическим институтом. Иначе бы он так не суетился, претворяя в жизнь желания исполнительной власти. Пункт В: правящие круги современной России относятся к обществу с запредельным неуважением.
Беда в том, что момент для такого демонстративного проявления неуважения выбран крайне неудачно. Нервы у политически активной публики и так напряжены. И такое поведение власти вызывает встречное неуважение — не только к власти, но и к новым законам. Но как можно не уважать новые законы и при этом уважать старые? В чем между ними принципиальная разница? А раз так, может, ну его этот закон? Будем делать то, что нам нравится!
Устраивая «законодательную гонку», российская власть не только теряет свой престиж и выставляет свой парламент на посмешище. Политическая борьба в России выталкивается из законодательного поля. И вот это уже страшно. Жизнь без законов — такого не пожелаешь и злейшему врагу.
