- Когда вы преступите к работе в СПЧ?
- Когда президент подпишет указ — спросите у него. Я не знаю. Но раз он сказал, то это произойдет. Я не знаю даты, когда пройдет первое заседание с моим участием, зато понимаю, чем буду заниматься. В первую очередь — борьбой с недопустимой практикой «назначения» НКО иностранными агентами. Сегодня региональные власти творят на этом направлении огромные безобразия: назначают иностранными агентами те организации, которые их критикуют. Кроме того, в президентском совете есть рабочая группа, которая содействует наблюдению за происходящим в местах заключения. Я ее в свое время сама создавала, и вернусь в нее. Много сложностей у общественных наблюдателей, и необходимо им помогать. И вечная тема — наша судебная система. Наш суд сегодня дискредитирован, ему не доверяют 67% респондентов. Доверие может вернуть возвращение присяжных. Будем бороться за это.
- Вы жалеете о том, что на три года выпали из работы СПЧ?
- Не жалею, и не считаю, что эти годы потеряны. Я работала в правозащитных организациях. Но пришла в к выводу, что моя эффективность стала ниже. Я не снижала активности, но эффективность стала ниже. Власть стала чаще нарушать права граждан. Госдума напринимала массу законов, урезающих права граждан. А ведь Конституция запрещает принимать такие законы. Но напомнить об этом нам было трудно, потому что уйдя из СПЧ мы затруднили свое общение с властями.
- Но вы же лично говорили, что не хотите общаться с этой властью...
- Так я не говорила. Правозащитники не могут не общаться с властью. Они обязаны с ней общаться. Кто нарушает права человека? Представители власти. И мы об этом должны разговаривать не друг с другом на кухне, а с представителями власти, чтобы они прекратили это делать. СПЧ является самым заметным каналом, через который можно общаться с властью. Поэтому я решила вернуться.
- Другие правозащитники, ушедшие вместе с вами из СПЧ, тоже могут вернуться, последовав вашему примеру?
- Пока возвращаюсь я одна. Я очень уговаривала нескольких, не буду называть имен, но они отказались.
- Почему они отказались? Они полагают, что с властью невозможно договориться?
- Спросите у них. Но предлагаемый вами вариант для правозащитника исключен. Потому что чем хуже власть, чем труднее с ней договориться — тем важнее наша работа. Рядовые граждане не могут договориться с властью, а у правозащитников есть какой-то опыт, и мы не можем отказаться от диалога. Это наш долг — всеми силами стараться наладить диалог и добиваться того, чтобы власть соблюдала права граждан. Если бы власть была хорошей — я могла бы уйти на покой, но сейчас не имею на это права. Думаю, что и мои коллеги скоро это почувствуют.
