Говорят, что каждый американец старшего поколения до конца своей жизни в самых мельчайших деталях помнил, где он был и что делал, когда узнал об убийстве Джона Кеннеди в 1963 году. Не уверен, что то же самое можно сказать про каждого россиянина и момент прихода к власти ВВП.
Но я тот день почти 20 лет тому назад помню так, будто это было вчера или, в крайнем случае, позавчера. Взяв с собой друзей для моральной поддержки, я отправился в магазин покупать цветной телевизор. И тут меня словно ударили этим самым телевизором по голове.
Как профессиональный политический журналист я испытывал чувство жуткого стыда из-за своей неспособности предсказать и предвидеть такой элегантный и логичный (если смотреть задним умом) шаг Кремля, как досрочная отставка Ельцина. Но одновременно почти на физическом уровне чувствовал: ставшие к концу 1999 года предельно сдавленными горизонты российской политики вдруг раздвинулись. Ощущение клаустрофобии исчезло. На смену ему пришла уверенность: перед Россией открылась не обязательно легкая, не обязательно правильная, но зато хорошо просматриваемая дорога вперед.
Обдумывая этот материал, я достаточно долго мучил себя вопросом: имеют ли эти персональные переживания хоть какое-то значение? В конце концов решил, что имеют — имеют потому личные ощущения в тот момент являлись отражением того, что на более масштабном уровне переживала вся страна.
Чем дальше от нас 1999 год, тем более очевидным становится: Ельцин (особенно Ельцин периода своего второго срока) был очень посредственным верховным лидером России. Но вот свой уход с главной должности он отработал на пять с плюсом — выжал из него максимум возможного для страны. Он на инстинктивном уровне понимал: достойно обставленная смена высшего лидера государства — это крайне важный резерв политической энергии, который есть у страны.
Осознает ли это Путин? Уверен, что да. На заседании Валдайского клуба в сентябре 2006 года политолог из Канады Петр Дуткевич поинтересовался у Владимира Владимировича: какие три совета он даст своему политическому наследнику?
ВВП в ответ рассказал притчу, чьи различные вариации хорошо известны в западном мире: «Директор предприятия или руководитель региона уходит со своего поста и оставляет преемнику три конверта: «Ты первый конверт вскрой сейчас, второй - через два года, а третий — накануне твоего ухода».
Первый конверт вскрывается, и там написано: «Вали все на меня».
Второй конверт через два года вскрывается, там написано: «Все обещай».
Подошло ему время уходить через полгода, он вскрывает третий конверт, там написано: «Готовь три конверта!»
Я сейчас вспомнил эту историю не для того, чтобы намекнуть: мол, Владимиру Владимировичу пора самому готовить три конверта. Не пора.
Впереди у ВВП четыре с лишним года его последнего президентского срока — это больше, чем полноценный срок полномочий президента США. Однако на фоне уже прожитых двадцати лет в роли формального или неформального высшего лидера России четыре предстоящих года — это совсем немного. Владимир Путин обязан думать о том, что «там, за горизонтом». И, судя по поведению президентской свиты, он об этом думает.
О том, что «все идет к концу» в окружении главы государства на неофициальном уровне говорят без всяких отрицательных эмоций — как о констатации очевидного для всех факта. Возможно, у меня очень сильно занижена планка ожиданий. Но, с моей точки зрения, одно это обстоятельство достойно того, чтобы считаться очень важным позитивным итогом двадцатилетнего путинского «рабства на галерах».
А вот другой его позитивный итог: просидев на троне (ой, извините, на галере) два десятилетия, ВВП не утратил способности критически оценивать и итоги собственной деятельности, и итоги деятельности своих подчиненных.
«Главный ключевой результат, которого нам предстоит добиться, - это реальные перемены к лучшему в жизни людей, перемены, которые почувствуют наши граждане. Не уверен, что у большинства людей сейчас есть такое ощущение» - сделав подобное заявление на заседании Совета по стратегическому развитию и национальным проектам, Путин вполне исчерпывающим образом подвел главные итоги 2019 года. В англоязычной политологической литературе есть такой термин - «midterm blues» ( в дословном переводе - «сложности середины срока»). Означает этот термин вот что: в середине срока пребывания любого лидера у власти и у его команды, и у населения накапливается определенный объем негативных эмоций и усталости.
То, что «у большинства людей нет ощущения реальных перемен к лучшему в их жизнях» - это классический пример «midterm blues». В верхушке созданной ВВП вертикали власти кто-то явно «устал», кто-то не дорабатывает, кто-то выполняет свои обязанности чисто формальным образом.
Или 2020 год (снова эта цифра двадцать!) станет годом определенного обновления власти, годом изыскания стратегических политических резервов, или эти «midterm blues» перейдут в новую, более продвинутую негативную фазу. Российской вертикали власти необходим политический ремонт — ремонт, «запчасти» для которого Путину придется изыскивать внутри самой этой вертикали.
Отвечая на своей большой пресс-конференции на вопрос о возможности внесения изменений в Конституцию, Путин достаточно комплиментарно высказался об уровне развития нынешних российских парламентских партий. Считаю эту президентскую комплиментарность незаслуженной.
«Единая Россия» продолжает оставаться не столько политической партией в западном смысле, сколько приводным ремнем власти, техническим механизмом обеспечения доминирования Кремля на нашем политическом пространстве. Ну а так называемые «оппозиционные парламентские партии» уже который год находятся в состоянии очень сильно растянутого по времени прогрессирующего упадка. У «оппозиционеров с Охотного Ряда» нет ни прорывных новых политических идей, ни знаний и умений, необходимых для практического управления страной или даже ее отдельными регионами.
Недавний добровольно-принудительный уход коммуниста Сергея Левченко с поста губернатора Иркутской области в партии Зюганова пытались трактовать как расправу Кремля над своим политическим оппонентом. Считаю подобную интерпретацию произошедшего неубедительной. Подробно рассказав мне об общей потерей управляемости регионом, информированный собеседник в столице завершил свой «крик души» так: «Левченко получил четыре лишних месяца пребывания на посту губернатора в силу того, что он коммунист. Если бы он был единороссом, его бы вынесли сразу. Но, когда после катастрофических наводнений минувшим летом встал вопрос о досрочной отставке главы области, его спас Зюганов».
По итогам 2019 года а также двух путинских десятилетий я, к сожалению, не вижу оснований и для комплиментов в адрес того, что в среде нашего креативного класса принято называть «гражданским обществом». Не совсем это «общество» и не совсем оно «гражданское». Полноценной реальной оппозиции в России как не было, так и нет — ни в ее «системном», ни в ее «внесистемном» сегменте. Что тогда остается? Остается «дом, который построил — и вот уже двадцать лет продолжает строить — Путин». Жутко интересно: что ждет этот «дом» впереди?
Читайте материал «Секретный код Путина: президент послал важные политические сигналы»
