В период жизни двух политиков Уинстон Черчилль и Махатма Ганди были непримиримыми оппонентами. Черчилль не особо жаловал индусов и выступал категорически против выхода Индии из под власти британской короны. А о самом Ганди будущий британский премьер однажды высказался так: «Вызывает тревогу и отвращение зрелище Ганди, этого бунтаря из мелких адвокатов, выступающего в роли полуголого факира, разгуливающего по ступеням дворца вице-короля».
Но в глазах неутомимых борцов с расизмом этот несостоявшийся собеседник Путина ( помните, как однажды ВВП публично пожаловался, что « после смерти Ганди и поговорить не с кем»?) - такой же «негодяй и подонок» как Черчилль. Оказывается, в период своей жизни в Британской Южной Африке в начале ХХ века будущий автор философии непротивления злу насилием смотрел сверху вниз на коренных жителей колонии и презрительно называл их «кафирами».
И вот уже шесть тысяч «апостолов политкорректности» в ультимативном тоне требуют снести памятник Ганди в британском городе Лейстере. Реально старику Махатме, правда, ничего не грозит. Почти 30% жителей Лейстера составляют индусы, чьи представители уже заявили о своей готовности любой ценой защищать памятник. Любопытный поворот сюжета, правда? Единственной силой в Великобритании, которая оказалась способной дать отпор чрезмерно разбушевавшимся защитникам прав этнических меньшинств, оказались защитники прав других этнических меньшинств.
Как Запад (или, по меньшей мере, два его флагмана в виде США и Великобритании) «дошел до жизни такой»? И почему глубокое недоумение по этому поводу объединило в России почти всех — и тех, кто поддерживает Путина и тех, кто его терпеть не может?
Начну с ответа на второй вопрос, так как он гораздо проще. Нам дико смотреть на происходящее на Западе потому, что мы сами через это уже проходили. Вот как об этом недавно очень красноречиво написал в социальных сетях главный редактор сайта Московского центра Карнеги Александр Баунов: «Мы не понимаем некоторых сторон американского протеста. Но мы можем знать что-то, чего не знают там, не имея соответствующего опыта.
Россия, и ее вольные и невольные последователи, пережила радикальный эгалитаристкий эксперимент с целью раз и навсегда уравнять всех и осадить всех традиционно привилегированных. Здесь знают, например, что это кончается не только лишением привилегий старых групп, но и созданием новых привилегированных групп — обычно из числа тех, кто отвечает за равенство. Здесь знают, что цена таких экспериментов высока, в том числе для обездоленных.
Здесь видели, чем кончается логика не давать слова реакционерам и вообще попытка не переспорить, а заставить молчать. Мы знаем обратную сторону и последствия утверждения о том, что культура, созданная эксплуататорскими классами, не имеет ценности. Мы сбросили, разбили, утопили столько статуй врагов прогресса из прошлого, сколько не снилось никаким британцам и американцам. Мы знаем, что прогрессивный жест имеет значение, если он доброволен, иначе он в лучшем случае превращается в пионерский салют. Мы знаем, что такое требование ставить оценку за происхождение, а не за знания. Мы знаем, что можно, проклиная эксплуататоров прошлых времен установить режим самой жестокой эксплуатации. И, главное, мы знаем, что все это может кончиться таким режимом реставрации и реакции, по сравнению с которым отвергнутый покажется пахнущей мхом утренней лесной поляной».
Короче, мы имеем сейчас дело с ситуацией, когда негативный опыт 1917 года и всего того, что за ним последовало, тянет нас не вниз, а вверх. Но вот есть ли у нас иммунитет против нынешней «западной болезни?» К глубокому сожалению, не готов дать на этот вопрос положительный ответ. Одна из главных причин происходящего в США и Великобритании состоит в полном моральном поражении политического центра, политических сил, выступающих с позиции умеренности и здравого смысла. Например, в современной американской политике сейчас все карикатурно. Карикатурен президент Трамп, который перестал даже пытаться управлять страной и сосредотачивает свои усилия на написании твитов. Карикатурна газета «Нью-Йорк Таймс» - главный орган американской элиты, на полном серьезе публикующий сейчас статьи черных активистов о том, что полиция в принципе не нужна. Мол, вкладывайте больше денег в социальную сферу и преступления вообще исчезнут как класс!
Политический центр при этом никуда не исчез. Но он маргинализирован. Недавно я прочитал статью сенатора Тома Коттона — ту самую, из-за «чудовищного» содержания которой из «Нью-Йорк Таймс» выгнали редактора рубрики мнений.
Ничего чудовищного в этой статье нет, даже если ее разглядывать под микроскопом. Там одни прописные истины, с которыми очень сложно спорить: «Не следует путать большинство тех, кто пытается протестовать мирно, с бандами правонарушителей». О чем свидетельствует тот факт, что автор подобных самоочевидных высказываний был подвергнут моральному суду Лична? О системном сбое в плане ценностных ориентиров, о размывании представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо. Тезис о том, что демократическое общество с развитыми политическими институтами вроде независимого от исполнительной власти парламента, независимого суда и независимых СМИ, способно к политическому саморегулированию, оказался, как минимум, не совсем бесспорным.
Казалось бы, все это ярко свидетельствует в пользу современной российской политической модели. Но где окажется эта модель, если изъять из нее ее ключевой элемент в виде Владимира Путина? Так как Конституцию сейчас меняют, чтобы дать ВВП возможность вновь баллотироваться в президенты, то явно в зоне большой политической турбулентности. Ясно, что у нас такая потенциальная турбулентность проходила бы под совсем другими лозунгами, чем на Западе. Но была бы она менее разрушительной, менее опасной, менее безумной?
Лето 2020 года очень рельефно высветило слабые места и западного, и российского политического устройства. В тени осталось лишь самое главное — как можно «отремонтировать» эти слабые места. Очень жаль, что нельзя спросить совета у Черчилля и Ганди. Несмотря на все их недостатки, здравого смысла у них все равно было больше чем у тех, кто пытается сейчас уничтожить их памятники.
