Оценена вероятность войны между Китаем и США: риски возросли

Выгодно ли России «управляемое соперничество» Пекина и Вашингтона

Западные аналитики, похоже, начинают понимать, что бескомпромиссная конфронтационная политика США ведет мир к катастрофе. Например, недавние заявления спикера палаты представителей США Нэнси Пелоси о ее возможной поездке на Тайвань, вызвало ответное заявление Китая о готовности объявить бесполётную зону над островом. И что дальше? Вообще же, осмысление взаимоотношений Китая и США в современном мире по объему изданных публикаций стоит на первом месте в мировом рейтинге исследований международных отношений. Президент Всероссийской полицейской ассоциации генерал-лейтенант, доктор юридических наук, заслуженный юрист России, профессор Юрий Жданов рассказал, готовы ли на Западе переосмыслить сложившуюся ситуацию.

Выгодно ли России «управляемое соперничество» Пекина и Вашингтона

– Неужели на Западе появились сомнения в правильности исключительно силового давления на соперников, в частности, на Китай? И кто же эти «сомневающиеся»?

– Сомневающиеся есть. Так, 20 июля на сайте Foreign Affairs опубликована статья президента Азиатского общества в Нью-Йорке, бывшего премьер-министра и министра иностранных дел Австралии Кевина Радда «Соперники в пределах разумного? Конкуренция между США и Китаем становится все острее, но не обязательно должна становиться более опасной». В ней дается довольно объективный и профессиональный анализ конкретной сегодняшней ситуации взаимоотношений Пекина и Вашингтона.

Радд пишет, что за полтора года с момента вступления в должность президента Джо Байдена конкуренция между США и Китаем только усилилась. Вместо того, чтобы отказаться от жесткой политики бывшего президента Дональда Трампа в отношении Пекина, Байден в значительной степени продолжил ее, подчеркнув, что две державы почти наверняка движутся к затяжному периоду острого и опасного в военном отношении стратегического соперничества. Но это, по мнению Радда, не означает, что Соединенные Штаты и Китай неумолимо движутся к кризису, эскалации, конфликту или даже войне. Наоборот, Пекин и Вашингтон, возможно, нащупывают новый набор стабилизирующих механизмов, которые могли бы ограничить, хотя и не устранить, риск внезапной эскалации.

– Не слишком ли оптимистично?

– По его мнению, несмотря на жесткую и зачастую горячую риторику, появились некоторые ранние признаки стабилизации, в том числе - предварительное воссоздание формы политического диалога и диалога по вопросам безопасности, направленного на снижение напряженности.

Такая стабилизация, пишет Радд, далеко не нормализация, которая означала бы восстановление всеобъемлющего политического, экономического и многостороннего взаимодействия. Дни нормализации ушли в историю. Но стабилизация, тем не менее, была бы значительной. Это означало бы разницу между стратегической конкуренцией, управляемой посредством стабилизирующих ограждений, и конкуренцией, которая неуправляема, то есть, движимая процессом толчка и толчка, в первую очередь вооруженными силами каждой страны. Вопрос для обеих сторон и для стран, оказавшихся в эпицентре этой титанической борьбы за будущее регионального и глобального порядка, заключается, по мнению Радда, в том, какого рода стратегическую конкуренцию они будут вести.

– И что, Радд определил, какой вид конкуренции наиболее оптимален?

– По крайней мере, попытался. Но для начала, что важно, он постарался объективно проанализировать позицию каждой стороны и выявить причины такой позиции. Китай, считает Радд, измеряет свое положение по отношению к Соединенным Штатам тем, что он называет zonghe guoli , или «всеобъемлющей национальной мощью», которая предполагает военную, экономическую и технологическую мощь Китая по сравнению с Соединенными Штатами и их союзниками, а также восприятие Пекином того, в какую сторону тяготеют третьи страны. На протяжении большей части последних пяти лет внутренний дискурс Коммунистической партии Китая (КПК) все больше отражал веру в то, что этот баланс сил быстро меняется в пользу Китая и что эта тенденция теперь необратима.

Однако, полагает Радд, не все пошло именно так, как предполагал Пекин. Особенно после избрания Байдена. Лидеры Китая были глубоко обеспокоены активизацией союзов США как в Тихом, так и в Атлантическом океанах. Они были застигнуты врасплох быстрым подъемом «четверки», в которую входят Австралия, Индия, Япония и Соединенные Штаты, до высшего уровня при Байдене, что стало возможным в результате эскалации пограничного спора между Китаем и Индией. Китай также обеспокоен появлением нового партнёрства в области безопасности между Австралией, Соединенными Штатами и Соединенным Королевством, известного как AUKUS, а также решением Австралии о развитии флота атомных подводных лодок. Пекин с тревогой наблюдал за тем, как Япония приняла новую оборонную политику, увеличила расходы на оборону и начала склоняться к оказанию помощи в защите Тайваня. Китай выразил аналогичную обеспокоенность новой стратегической и внешнеполитической позицией Южной Кореи при президенте Юн Сук Ёле, который в ходе предвыборной кампании пообещал присоединиться к «четверке» и превратить ее в «пятерку». И, наконец, «безграничное» стратегическое партнерство Китая с Россией после начала военной спецоперации на Украине нанесло, по мнению Радда, серьезный ущерб положению Пекина в Европе. Причем, до такой степени, что даже традиционные прокитайские «голуби» в различных европейских столицах теперь скептически относятся к долгосрочным стратегическим амбициям Пекина.

Кевин Радд делает вывод, что Пекин и Вашингтон были вовлечены в стратегическое противостояние без каких-либо правил поведения, которые могли бы их сдерживать.

– Но, Юрий Николаевич, ведь стратегические амбиции Китая не беспочвенны, это, как-никак, – вторая экономика мира.

– С одной стороны, это так. Но с другой, у Китая возникли проблемы, так сказать, в тылу. Экономика замедлилась. Это, по мнению Радда, началось несколько лет назад, когда президент Си Цзиньпин начал сдвигать китайскую экономическую политику еще дальше влево. Партия взяла на себя большую роль в частном секторе, государственные предприятия обрели второе дыхание, а государство жестко надавило на сектора технологий, финансов и недвижимости. Общим результатом стало снижение доверия к частному сектору, сокращение частных инвестиций, снижение производительности и замедление роста.

Эти глубинные экономические проблемы усугубились драконовскими карантинными мерами, введенными Пекином во многих его крупных городах из-за COVID-19. Это, в свою очередь, привело к подавлению потребительского спроса, нарушению как внутренних, так и глобальных цепочек поставок и еще больше подорвало китайский сектор недвижимости, на который обычно приходится 29% китайского ВВП.

Замедление мировой экономики, также страдающее от растущей инфляции в результате конфликта на Украине, также повлияло на экономику Китая, учитывая зависимость КНР от экспорта как основной движущей силы роста.

Несмотря на несколько попыток скорректировать курс экономической политики (но не политики в отношении COVID-19 ), признаков восстановления мало. В руководстве КПК, по мнению Радда, возникли опасения, что идеологическая перестройка Си традиционной китайской экономической модели может в конечном итоге помешать стране в гонке за тем, чтобы обогнать Соединенные Штаты как крупнейшую экономику мира.

– В Китае это понимают?

– Полагаю, что да. В свете этих тенденций нынешний взгляд Пекина на мир стал более проницателен, чем можно было бы предположить из его официального постулата, что «Восток поднимается, а Запад падает». Китай, считает Радд, по-прежнему видит стратегические линии тренда, движущиеся в его направлении в долгосрочной перспективе. Но он также сталкивается с новым набором значительных встречных ветров, многие из которых созданы им самим, с которыми ему придется бороться в краткосрочной и среднесрочной перспективе.

Существует также более неотложная задача для Си в связи с проведением 20-го съезда партии, который состоится этой осенью. Хотя крайне маловероятно, пишет Радд, что Си столкнется с какими-либо серьезными проблемами в связи с его запланированной кандидатурой на третий срок в качестве главы КПК, остается неясным, удастся ли ему обеспечить все предпочитаемые им назначения в следующую экономическую команду партии, включая следующего премьер-министра.

Тем не менее, Си явно заинтересован в том, чтобы до конца года не было сюрпризов. Это включает в себя сюрпризы на международном фронте в целом и в американо-китайских отношениях в частности. По этим причинам, полагает Радд, у Пекина есть стимул стабилизировать свои отношения с Вашингтоном, по крайней мере, временно, вместо того, чтобы допускать дальнейшую эскалацию стратегической напряженности. Но это не означает, что Китай изменит свою долгосрочную стратегию.

– А какие проблемы Кевин Радд заметил у США?

– Радд перечислил эти проблемы достаточно объективно. Это, по его мнению, трудности с принятием закона об инновациях и конкуренции, других законов, необходимых для будущей международной конкурентоспособности Соединенных Штатов. Есть и надвигающаяся политическая неопределенность вокруг промежуточных выборов и их последствия для президентских выборов 2024 года. Проблемой является восприимчивость к нападкам республиканцев по поводу любой корректировки стратегии США в отношении Китая, которая может быть представлена ​​как слабость.

Опять же, военная уязвимость в случае внезапной эскалации вокруг Тайваня или в Южно-Китайском море. Беспокоит неспособность компенсировать растущее региональное и глобальное экономическое влияние Китая, учитывая протекционистские настроения в Конгрессе США.

Радд вспомнил и скептицизм среди друзей и даже официальных союзников США в отношении долгосрочного превосходства Вашингтона, его стратегической надежности и политической воли оставаться доминирующей державой в мире. Все понимают, что все это весьма относительно. И мировое лидерство – всего лишь переходящий приз.

– По этим причинам Китай и США, несмотря на воинственную риторику, не спешат вступить в «горячий» конфликт?

– Да, Радд считает, что ни у Китая, ни у США нет политического аппетита к случайному кризису или конфликту. Ни одна из сторон не готова к этому и обеим нужно время, чтобы справиться с огромным количеством трудностей и недостатков, с которыми они сталкиваются.

Тем не менее, риск непреднамеренной эскалации реален и он растёт. Даже недавний опасный перехват Народно-освободительной армией Китая (НОАК) разведывательного самолета P-8 Королевских ВВС Австралии над Южно-Китайским морем, который легко мог привести к крушению австралийского самолета, мог быстро перерасти в кризис. В этом случае условия американо-австралийского договора об обороне 1951 года обязывали США встать на непосредственную защиту Австралии, если бы инцидент принял фатальный оборот.

Радд образно пишет, что «наблюдать за тем, как Китай и Соединенные Штаты балансируют на грани войны, все равно, что наблюдать, как два соседа занимаются сваркой в мастерской на заднем дворе без обуви на резиновой подошве, повсюду летят искры, а оголенные неизолированные кабели тянутся по мокрому бетонному полу».

– И все же, что конкретно предлагает австралийский аналитик?

– Радд предлагает воспользоваться принципами концепции «управляемой стратегической конкуренции», которую он несколько лет развивает. Концепция состоит из четырех основных элементов.

Во-первых, Соединенным Штатам и Китаю необходимо установить четкое и детальное понимание жестких стратегических границ друг друга, чтобы снизить риск конфликта из-за просчетов. Детальное понимание таких «красных линий» должно быть достигнуто в таких важных областях, как Тайвань, Южное и Восточно-Китайское моря, Корейский полуостров, киберпространство и космос. Понимание «красных линий» друг друга не требует соглашения о легитимности этих линий. Это было бы невозможно. Но обе стороны должны прийти к выводу, что стратегическая предсказуемость выгодна, что стратегический обман бесполезен, а стратегическая неожиданность просто опасна. Затем каждая сторона должна создать – для себя - барьеры в своих отношениях с другой стороной, которые уменьшат риск недопонимания и непонимания, в том числе путем ведения необходимого диалога на высоком уровне и создания механизмов кризисной коммуникации для наблюдения за любыми такими договоренностями.

Во-вторых, установив такие барьеры, обе страны могут вести несмертельную стратегическую конкуренцию на протяжении большей части своих отношений, направляя свое стратегическое соперничество в гонку за усиление своей экономической и технологической мощи, своего внешнеполитического присутствия и даже своего военного потенциала. Эта гонка также включает в себя идеологическую конкуренцию за будущее международной системы. Но, что особенно важно, это будет управляемая, а не спонтанная стратегическая конкуренция, что снизит риск того, что она может перерасти в прямой вооруженный конфликт. Действительно, такая ограниченная конкуренция могла бы со временем уменьшить, а не усугубить риск войны, особенно если возобновятся более нормальные формы экономической деятельности.

В-третьих, управляемая стратегическая конкуренция должна обеспечивать политическое пространство для сотрудничества в тех областях, где совпадают национальные интересы, включая изменение климата, глобальное здравоохранение, глобальную финансовую стабильность и распространение ядерного оружия. Ни Китай, ни США (ни остальной мир) не могут допустить, чтобы сотрудничество в решении экзистенциальных глобальных проблем отошло на второй план. Но никакое серьезное сотрудничество в любой из этих областей, вероятно, не зайдет слишком далеко, если американо-китайские отношения не будут стабилизированы.

Наконец, чтобы иметь какие-либо шансы на успех, эта стабилизация отношений должна тщательно и постоянно контролироваться преданными своему делу чиновниками на уровне кабинета министров с обеих сторон. Стабилизацию необходимо будет поддерживать твердой рукой, независимо от того, какие внутриполитические или международные потрясения могут возникнуть.

– То есть, какие-то абстрактные договоренности помогут избежать глобальной катастрофы? Китайцы должны знать и помнить, чего стоит «честное слово» Запада. Кстати, Советскому Союзу, а затем и России тоже много чего обещали.

– Уверен, Китай учел этот печальный опыт. И примет, в отличие от горбачевской и ельцинской России, меры, позволяющие предотвратить шулерство. Пекин – не казино в Лас-Вегасе. Но он вполне может воплотить в действительность – по-своему, конечно, - высказывание русского предпринимателя Саввы Морозова, попавшего в железные объятия революционеров: «Ничто так не связывает руки, как крепкое рукопожатие».

Кевин Радд пишет, что «может показаться, что это легко сказать, но невозможно сделать. Однако стоит помнить, что после почти смертельного опыта Карибского кризиса 1962 года Соединенные Штаты и Советский Союз в конце концов договорились о ряде стабилизирующих договоренностей, позже закрепленных в Хельсинкских соглашениях 1975 года, которые позволили им провести еще 30 лет напряженной стратегической конкуренции, не разжигая полномасштабной войны».

- Построить сдерживающие барьеры, причем – для самих себя, в отношениях с откровенно враждебными странами, – задача не из легких.

– Радд этого и не отрицает. Он напоминает, что, судя по публичной перепалке между Пекином и Вашингтоном, похоже, что у них может не быть особого интереса к стабилизирующей структуре, такой как управляемая стратегическая конкуренция. На своей первой встрече с госсекретарем США Энтони Блинкеном в марте 2021 года, высокопоставленный китайский дипломат Ян Цзечи опустился на почти беспрецедентный уровень публичной брани, прочитав Блинкену лекцию о «глубоко укоренившихся» проблемах США, таких как расизм, и обвинив Соединенные Штаты в нежелании быть «снисходительными». Такой «обмен мнениями» продолжился публичными выступлениями министра обороны США Ллойда Остина и министра обороны Китая Вэй Фэнхэ в Сингапуре в июне 2022 года. Тогда Вэй заявил, что Соединенные Штаты были настоящим «вдохновителем» конфликта на Украине.

– Тогда о чем разговор?

– Кевину Радду кажется, что разворачивается что-то новое. В июле 2021 года заместитель госсекретаря Венди Шерман встретилась с министром иностранных дел Китая Ван И в Тяньцзине и потребовала «установить ограждения в отношениях». Это, в свою очередь, стало предметом первого разговора между Байденом и Си, который был воспринят в Пекине как очень позитивный сигнал. Ко времени первого виртуального саммита двух лидеров в ноябре 2021 года Байден открыто подчеркивал необходимость ограждений, основанных на здравом смысле, чтобы гарантировать, что конкуренция не приведет к конфликту, и чтобы линии связи оставались открытыми.

- Как это должно выглядеть?

– Радд предполагает, что дипломатическая риторика может начать трансформироваться в конкретные действия, когда обе стороны вновь откроют разорванные каналы диалога на рабочем и на высоком уровнях, включая переговоры между военными. При этом будет изучена возможность диалогов по ядерной стратегической стабильности.

А на экономическом фронте уже состоялся недавний контакт между министром финансов США Джанет Йеллен и вице-премьером Китая Лю Хэ. Разговор шел о состоянии мировой экономики, соглашении о стандартах бухгалтерского учета для возможного возобновления листинга китайских компаний на Нью-Йоркской фондовой бирже и сотрудничестве между США и китайскими торговыми переговорщиками на встрече Всемирной торговой организации по механизмам разрешения споров. Есть и предварительный прогресс в переговорах между Вашингтоном и Пекином в отношении возможности снижения или отмены тарифов, введенных во время недавней американо-китайской торговой войны в целях борьбы с инфляцией.

– Так что мешает возобновить пусть и настороженный, но какой-никакой диалог? Все же, без стрельбы.

– Мешает взаимное недоверие и национальные традиции. Восток – дело тонкое. До сих пор Китай публично отвергал формулировку «стратегической конкуренции» — управляемой или неуправляемой. Принятие этой формулировки противоречило бы давней мантре Пекина о том, что его отношения с Соединенными Штатами должны регулироваться тремя принципами Си: отсутствие конфликтов и конфронтации, взаимное уважение политических систем друг друга и взаимовыгодное сотрудничество. Однако, считает Радд, нежелание Пекина прямо охарактеризовать отношения как отношения стратегического соперничества проистекает из того факта, что это подтвердит, что Китай действительно участвует в реальной борьбе за региональное и глобальное превосходство. А это противоречило бы официальной линии Пекина, согласно которой его глобальные амбиции заключаются только в развитии «сообщества общей судьбы для всего человечества», а не в максимизации национальной мощи Китая.

– То есть современный Китай всячески открещивается от маоистской политики гегемонизма?

– Да. Он формирует свой новый имидж. Поэтому Пекин, по мнению Радда, мог бы, например, согласиться на сочетание мирного соперничества и конструктивного сотрудничества в рамках необходимых стратегических барьеров. В китайской системе в гораздо большей степени, чем в американской, слова, используемые для описания стратегических рамок, имеют значение, потому что они могут санкционировать существенные действия со стороны должностных лиц рабочего уровня, которые в противном случае оказались бы в ловушке языковой клетки идеологической догмы.

– Китайцы держат данное ими обещание?

– Чем очень отличаются от англо-саксонских джентльменов, которые – тоже хозяева своего слова: захотел – дал, захотел – забрал обратно. В этом плане с китайцами сегодня не надо шутить и экспериментировать, они могут всерьез обидеться и всерьез ответить. И Радд предостерегает от этого. Он полагает, что необходимо идеологическое переосмысление сверху, чтобы санкционировать менее идеологическую и более прагматичную дипломатическую деятельность снизу.

Управляемое стратегическое соперничество могло бы помочь стабилизировать американо-китайские отношения в течение следующего десятилетия, когда соперничество между двумя сверхдержавами может достичь своей наиболее опасной фазы по мере их приближения к экономическому паритету. Перспективы стабилизации могут быть самыми многообещающими в ближайшие шесть месяцев, в преддверии промежуточных выборов в США и 20-го съезда КПК. Но решение огромного количества внутренних и международных проблем Китая и Соединенных Штатов займет больше времени. Если и в Пекине, и в Вашингтоне обнаружат, что более управляемые отношения помогут им пережить предстоящий сложный период, они могут прийти к выводу, что это может быть полезно в долгосрочной перспективе.

Правда, стратегическое соперничество между двумя державами будет продолжаться. И критики будут утверждать, пишет Радд, что управляемая стратегическая конкуренция просто «пинает банку в сторону», ничего по сути не меняя. Мол, противостояние никуда не денется. Но это не так уж и плохо, особенно если альтернативой постоянно растущему риску кризиса, эскалации и войне является мир.

– А выгодно ли, Юрий Николаевич, такое «управляемое соперничество» России? Не перестанет ли Китай быть нашим союзником?

– Надеюсь, не перестанет. Во-первых, предотвращение ядерной войны между Китаем и США выгодно абсолютно всем, живущим на нашей планете. Во-вторых, это – пример, что всегда можно договориться. И, в-третьих, Китай может выступить посредником и гарантом в наших переговорах с США.

Вообще же, если бы американскую политику определял Радд, то его концепция «управляемой стратегической конкуренции» действительно принесла бы успех и ослабила мировую напряженность. К сожалению, у пульта принятия важных внешнеполитических решений в США сейчас находятся те, кто склонны не к конструктивности, а, наоборот, к деструкции. Они ломают все заградительные заборы, установленные за десятилетия после окончания Второй мировой, для развязывания новой масштабной войны.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру