С начала специальной военной операции мы нередко пересекались с Никитой, тогда обычным военкором, на Донбассе. Ездили вместе к бойцам на передовую или с гуманитарной помощью в отдаленные населенные пункты, куда большие гумконвои не доезжают. Целеустремленный, смелый, настоящий профессионал, он в первую очередь старался помочь людям. Даже создал свой гуманитарный проект.
Однако, несмотря на то, что Никита и так всегда был в гуще событий, он постоянно повторял: «Если надо будет, без раздумий встану в строй». Наверное, именно поэтому новость о том, что в сентябре 2022-го, после объявленной президентом частичной мобилизации, он, не дожидаясь повестки, сам поехал в военкомат, не вызвала у меня ни капли удивления.
Все это время мы переписывались, Никита рассказывал, как идет подготовка мобилизованных. И вот очередное сообщение: «Привет. Я в госпитале, ранен...» К счастью, ранение оказалось нетяжелое, и уже совсем скоро мой коллега снова вернется к выполнению боевых задач. А пока есть свободные минуты, он немного рассказал мне о личном боевом опыте.
Изобретательности нет предела
По словам Никиты, специальная военная операция показала, что современный вооруженный конфликт — это борьба высоких технологий и технических средств. Коптеры, тепловизоры, радиомаячки, прицелы... Зачастую именно они решают исход боя.
— За очень короткое время на линии боевого соприкосновения я увидел такие вещи, о которых никогда ранее не слышал и не успел нигде прочитать, — рассказывает коллега. — Например, коптеры противника, которые сбрасывают не взрывоопасный предмет — гранату или осколочный боеприпас ВОГ, как обычно делалось, — а радиомаячки. Они служат в качестве средства наведения для артиллерии ВСУ. Эдакая смертельная метка. Скажу честно, штука крайне неприятная, особенно когда все происходит в ночное время. Найти маячок практически невозможно даже днем. Во-первых, он маленький и плохо заметен, а во-вторых, обстрел начинается практически сразу. Коптер сбрасывает маячки на линию окопов, соответственно, если ты их быстро не нашел и не уничтожил, то тебе на голову начинает «прилетать». Стреляют очень точно.
Еще одна беспилотная новинка, неприятно поразившая меня, это самодельные тяжелые мультикоптеры, имеющие 8–10 винтов. Такая железная «птичка» несет три, а порой и четыре минометные мины. Работают коптеры преимущественно ночью, когда разглядеть их и сбить труднее. Спасает то, что из-за громкого звука, который они издают во время полета, их очень хорошо слышно. Ребята в шутку называют их «мопедами». Охотятся такие дроны за нашей замаскированной техникой, подлетают и сбрасывают на нее мину. Как правило, даже тяжелая бронетехника именно сверху хуже защищена, чем с боков.
В начале спецоперации речь чаще всего шла о коммерческих коптерах, которые использовались для наблюдения и сбора информации. Но по прошествии нескольких месяцев уже нашли способы объединить дроны с артиллерией или, в случае тяжелых дронов, превратить в средства поражения бронетехники. Изобретательности нет предела, как говорится.
— Как можно бороться с этим оружием?
— Возможно, если бы я был специалистом по радиоэлектронной борьбе, то смог бы лучше ответить на этот вопрос. Пока что мы боремся в основном стрелковым оружием. Еще у нас в подразделении есть одна дронобойная пушка, предоставленная в тестовое использование какими-то изобретателями. С ее помощью у ребят получилось посадить один такой большой коптер.
Здесь ведь тоже не все так просто. Дрон надо вовремя обнаружить, попасть в него электромагнитным лучом, чтобы захватить. Если говорить про стрелковое оружие, то, конечно, оно не сильно эффективно против малых разведывательных коптеров. Зато большие, несущие боевую нагрузку, сбиваются весьма неплохо.
Тяжелому дрону, прежде чем сбросить боеприпас, необходимо снизиться, поэтому сбить его больше шансов. Однако и здесь свои нюансы. Когда ты его сбил, то сложно рассчитать, куда он упадет и где взорвется. Получается палка о двух концах. Подбитый дрон с килограммами взрывчатки — тоже опасная вещь.
Отдельно хотел бы сказать, что профессионализм операторов беспилотников и с нашей стороны, и со стороны противника заметно вырос. Еще в июне-июле прошлого года ребята, воюющие на Донецком направлении, говорили, что они очень часто сбивают коптеры огнем стрелкового оружия. Сейчас же коммерческие коптеры, используемые ВСУ как разведывательные, летают уже на высоте 150–200 метров. Их очень трудно обнаружить, особенно в лесистой местности на фоне кроны деревьев. Если дрон все же удалось обнаружить, то сбить его огнем отделения численностью 7–10 человек удается, к сожалению, редко. На такой высоте это трудная задача даже для подготовленных стрелков.
Боевое крещение
Наверное, каждого военнослужащего, еще не успевшего побывать в бою, волнуют примерно одни и те же вопросы: Как это произойдет? Будет ли страшно? Справлюсь ли? Я попросила Никиту поделиться, как можно подготовить себя к этому моменту.
— Когда тебя мобилизовали, ты уже встал на рельсы, которые неминуемо ведут тебя в бой. Отгораживаться от этой реальности бесконечно нельзя, — убежден он. — Чем раньше ты ее примешь, тем раньше начнешь сам себя готовить к тому, что это рано или поздно случится. Конечно же, на сто процентов подготовиться невозможно. Когда рядом с тобой взрывается минометная мина или артиллерийский снаряд и погибает твой товарищ, никакие рассказы, никакая муштра во время подготовки и слаживания здесь не помогут. Но все-таки хотелось бы, чтобы люди старались заранее себя настроить.
Самое печальное, по словам собеседника, что есть те, кто отгораживается от этой мысли даже в те моменты, когда он уже оказался под огнем. В прямом смысле слова: вокруг рвутся снаряды, а ребята продолжают думать и рассуждать о том, почему мы не можем вычислить артиллерию противника или почему мало отвечаем, почему с собой такое снаряжение, а не другое...
— Проще говоря, они продолжают думать о вещах, которые совершенно не помогут в этот момент времени, в этой ситуации, вместо того чтобы анализировать, как они могут прямо сейчас спасти свою жизнь и выполнить боевую задачу, — продолжает Никита. — Им кажется, что это психологическая защита, но такой подход мешает рационально действовать.
Безусловно, кто-то всегда оказывается не готов. Однако, мне кажется, определенная доля психологической подготовки, которую человек может провести сам с собой, вполне возможна. И это нужно делать заранее, а не тогда, когда ты уже попал под обстрел. Там будет поздно.
— Ты как-то себя готовил?
— Мне в этом плане было немного легче, чем другим мобилизованным: работая военкором в зоне специальной военной операции с самого ее начала, я, конечно, много чего успел увидеть. Но первый обстрел, под который я попал в центре Донецка, меня, мягко говоря, шокировал.
По мнению журналиста, ключ к рациональному действию в стрессовой ситуации заключается в суперконцентрации именно на том, что в данный момент с тобой происходит и что ты можешь сделать. До мелочей.
— Есть люди, которые прямо под обстрелом начинают окапываться. И это, на мой взгляд, прекрасное решение. Не надо ждать, прилетит в тебя или не прилетит, а вот прямо сейчас попытаться хоть немного улучшить свое положение и безопасность.
Безусловно, всегда лучше быть инициативным, заинтересованным в собственном успехе и выживании. Будь ты солдат, сержант, офицер или кто угодно. Если мы говорим о подразделениях, целиком сформированных из мобилизованных, то во время первой боевой задачи никто не может быть уверен, что твой командир окажется более собран и компетентен, чем ты. Он точно такой же мобилизованный военнослужащий, который, может, лет двадцать назад служил и не имеет какого-либо боевого опыта.
Если ты сам не сориентировался, стоишь и ждешь команды, то нет никакой гарантии, что эта команда поступит или что она сможет что-то изменить для тебя. Поэтому абсолютно каждый военнослужащий должен сам поинтересоваться, с какой стороны от него противник, какая боевая задача стоит перед его подразделением, какое общее соотношение сил, как расположены вражеские позиции. То есть чем лучше каждый боец знает общую ситуацию, тем проще ему будет сориентироваться и тем меньше у него будет паники и замешательства.
— Что ты мог бы в целом сказать про настроение среди мобилизованных военнослужащих?
— В среднем по больнице все нормально. Но всегда есть небольшой процент тех, кого сложившаяся ситуация очень подавляет, они теряют всякую дееспособность. Такие люди погружаются в полную апатию. Им кажется, что все пропало и ничего сделать уже нельзя. Они даже перестают окапываться, сидят и ждут: пронесет — не пронесет. Это, конечно, печально.
Но есть и другие, которые, наоборот, раскрываются. Сверхстрессовая ситуация подталкивает их к тому, чтобы быть активными, действовать инициативно, брать на себя даже те задачи, которые изначально не были на них возложены. Они помогают своим товарищам, помогают командирам.
Никита вспомнил случай, когда на участке, где располагалось его подразделение, была попытка танкового прорыва ВСУ.
— Буквально в 20–30 метрах от собственных окопов наш гранатометчик выстрелом из ручного противотанкового гранатомета РПГ остановил вражеский танк. Скажу честно, никто такого от него не ожидал. С самого начала мобилизации он не проявлял повышенного интереса к подготовке, как-то делал все спустя рукава. Сам по себе неприметный такой мужичок, лет за сорок, а здесь выяснилось, что он гранатометчик от бога: мало того, что подбил танк, так потом еще и поразил идущий за ним бронетранспортер, прикрывающий пехоту ВСУ. Пехота, соответственно, разбежалась. Вот и получается, что в час икс, когда все растерялись, а танк противника уже чуть ли не заехал на наш окоп, этот парень оказался самым стальным человеком, который не потерял самообладания и спас положение.
Если ты стал «трехсотым»
Ни один вооруженный конфликт не обходится без потерь. Это та суровая реальность, от которой как ни открещивайся, убежать не получится. Если ты уже находишься на поле боя, то надо быть готовым к тому, что получить ранение или, выражаясь языком военных, стать «трехсотым» ты можешь в любой момент.
Это одна из тех ситуаций, про которую большинство, совершенно ошибочно, старается не думать, но тем не менее никто от нее не застрахован. В довершение нашей беседы, основываясь уже на собственном опыте, Никита рассказал, что необходимо иметь при себе военнослужащему, идущему в бой, на случай возникновения неприятных ситуаций.
— На самом деле надо понимать, что когда ты находишься в зоне боевых действий, то ранить тебя могут в любой день, — делится собеседник. — Предугадать это невозможно. Например, мои непосредственные должностные обязанности не позволяли мне все время находиться на одной позиции, в одном и том же окопе. Я вынужден периодически перемещаться. Прилетам на наши позиции никто уже не удивлялся, происходило это практически круглосуточно. И вот очередной прилет — разрыв где-то метрах в пятидесяти от меня — «наградил» меня осколком в руку...
Никита признается, что если бы сразу узнал, что осколок не остался в теле, а вышел сам, то отказался бы от эвакуации. Оставлять подразделение он не хотел. Но так как на коже руки было лишь одно отверстие, то, здраво опасаясь нежелательных для здоровья последствий от присутствия инородного тела, он согласился на госпитализацию. Уже от медиков после проведенного рентгена военнослужащий узнал, что осколок отрикошетил от кости и вышел там же, где и вошел. Однако врачи настояли, чтобы молодой человек все же провел в стенах лечебного заведения некоторое время перед возвращением на фронт.
— Итак, — продолжает Никита, — к примеру, боец получил ранение в ходе выполнения задачи, его подхватили боевые товарищи, отнесли в эвакуационное транспортное средство и отправили сначала в первичный пункт приема раненых, а потом в госпиталь. И вот тут уже обнаруживаются пробелы.
Нам, например, за период подготовки, к сожалению, никто ни разу не объяснил, как можно к ранению подготовиться и что необходимо иметь на этот случай при себе. Так что я поделюсь личным опытом и сделанными выводами.
В медицинской роте я провел несколько часов, за это время привозили ребят с различными ранениями. Многие из них, особенно те, кто находился в тяжелом состоянии, не знали или не могли вспомнить номер своей части или даже номер полка, где они служат.
Представьте себе ситуацию: человек пролечился, его пора выписывать, необходимо куда-то отправить его документы, а никто не знает, где он служит. Поэтому первое, архиважное, на мой взгляд, что должно быть при себе у всех военнослужащих, это какая-то бумажка, желательно заламинированная, где написаны имя, фамилия, отчество бойца, дата рождения, личный номер (если на тебе нет жетона), а также номер воинской части, полка и дивизии.
Второе: это связь. Очень многих ребят эвакуируют на территории, не затронутые специальной военной операцией. Регионы могут быть совершенно разные, зачастую это зависит и от характера ранения человека, и от специализации госпиталя. Даже если у военнослужащего есть местная сим-карта того региона, где он нес службу, к примеру, Луганской или Донецкой областей, то на других территориях она просто не работает. Следовательно, придя в себя после ранения, человек оказывается совершенно без связи, оторванным от всего.
Помимо того, что нет связи, у него нет номеров, по которым он мог бы связаться с частью или родными. Просить у соседа по палате телефон смысла нет, ты же все равно не знаешь, куда звонить. Понятное дело, что когда военнослужащие едут на боевое задание, то все мобильные телефоны сдают на хранение. Это, бесспорно, правильно. Но понимая, что ты неожиданно можешь стать «трехсотым», неплохо было бы запастись еще одной сим-картой. Пусть она будет лежать где-то отдельно, во внутреннем кармане или вместе с бумажкой, где указаны твои данные, а еще лучше скотчем приклеена к ней.
На симке не должно быть ничего лишнего, три-четыре номера, подписанные позывными или какими-то кодовыми словами. На мой взгляд, логично было бы внести в такой список номер близкого родственника и номера нескольких человек из части, с кем можно было бы связаться. Причем лучше вносить номера людей, находящихся в постоянном пункте дислокации...
К сожалению, такие простые бытовые вопросы подчас перерастают в огромные проблемы. Ребят выписывают, и они находятся в полной растерянности. Люди банально не понимают, как им добраться до своей части, а порой речь идет о расстоянии в тысячу километров. Госпиталь заниматься доставкой военнослужащего после выписки в подразделение не должен, и никто этого делать не будет. Забрать человека из медицинского учреждения должна часть, а если он не может связаться, то проблема становится нерешаемой.
— То же самое с медицинскими документами о ранении, — продолжает Никита. — Выдать на руки бойцу выписки медики не имеют права, госпиталь должен направить их в часть по почте. Возникает вопрос, направить куда? Если у тебя есть связь, ты можешь позвонить и уточнить адрес.
Еще один важный аспект — это деньги. У человека должна быть с собой какая-то сумма денег, банковская карта, считает мой собеседник. Лечение и реабилитация могут продлиться долго. В зависимости от тяжести ранения — до нескольких месяцев. В любом случае за это время у человека возникнет необходимость что-то себе приобрести.
— Например, при оказании первой помощи, чтобы наложить жгут или сделать перевязку, форменное обмундирование разрезают, — поясняет Никита. — Так что человеку на момент выписки нечего надеть. Конечно, пока военнослужащий находится в госпитале, ему найдут какие-нибудь треники и футболку. Но если пребывание в стенах лечебного учреждения затягивается, то дополнительные носки и трусы вам все же захочется приобрести.
Я так считаю, что все перечисленное должно быть у военнослужащего, выполняющего боевую задачу, именно при себе, а не где-то там, в рюкзаке, в блиндаже. Это, казалось бы, такие простые вещи, но, к сожалению, мало кто об этом задумывается заранее.
Теперь у меня есть такой опыт, и я хотел бы донести его всем. Может быть, это звучит занудно, но люди должны понимать, почему это действительно важно.
