Год литературы
Год литературы… Книжная ярмарка на Красной площади. Спохватившись, пытаемся наверстать разбазаренное, упущенное. И, как всегда, с неуклюжим подтекстом и помпой: если на Красной площади, значит, придаем большое значение. Похожее наблюдалось и в приснопамятные социалистические времена, когда жизнь не двигалась (застой, стагнация, тупик — называйте как угодно), пищу реальную тщились заменить пищей духовной. Но — заменяли! И теперь то же самое: насыщайтесь вволю тем, что бросово залежалось под спудом на складах. Толстой и Достоевский вам объяснят: духовное важнее материального.
Кастовая борьба
Когда говорим о культурных истоках и вековой духовности Россия (или ставшего нам теперь близким Китая), должны понимать: это уловка, эвфемизм, спекуляция, ибо вековая культура, причастностью к которой себе льстим, уничтожена бесповоротно революцией и последующей сотней лет дикарского правления. Как и в Китае (с его древнейшей цивилизацией), на наших носителей духовности надевали шутовские колпаки, избивали, уничтожали. Откуда взяться традиции, если она вытоптана? Грибница не выживет посреди вырубленного леса. Мы — в другой реальности, чем предреволюционная.
Кстати, почему Сталин и Мао измывались над интеллигенцией, уничтожали ее, хотя она была в общей массе покорна их идиотизму? Тут вступает в силу Марксова теория о классовой (я бы назвал ее в данном случае кастовой) борьбе: непостижимая каста мыслителей, творцов, хранителей и создателей духовных ценностей непостижима для заскорузлых правителей, раздражает, ярит, как быка мулета. В касту творцов не проникнуть ни по решению съезда партии, ни угрожая оружием, ни подольстившись к самым продажным из художников. Вот вожди в отместку (Сталин и Мао считали себя философами и поэтами, Гитлер мнил себя живописцем) и глумятся над ней. А расплачиваться будут люди, у которых отняли культурные истоки.
Бунин
Что руководило Буниным, когда говорил: «Не может сгинуть страна, родившая Пушкина»? Писательская наивность, слепая вера во всесилие слова (если в начале было Слово и Слово это было Бог, то, выходит, все люди вышли из Слова и продолжают выходить из Слова, из Бога, из гоголевской «Шинели»)? Или же Иван Алексеевич знал и провидел нечто такое, чего не могли знать и видеть разорявшие Россию большевики — улавливал тайную взаимосвязь между освящающей жизнь литературой и состоянием умов, которое то далеко отклоняется от намеченной свыше дороги, то возвращается в русло, ведущее к Храму?
Убийцы
Вспоминаются строки Евгения Евтушенко из стихотворения «Убийца Печоры», давным-давно напечатанного в журнале «Новый мир». Речь в нем о председателе рыболовецкого совхоза, который для увеличения улова зауживает ячейки сетей. Поэт негодует: «Молодь, в сетях побывавшая, — это уже не молодь!» — и называет преступника убийцей реки. Актуально звучало в те годы! Ячейки дозволенного становились все уже, люди задыхались, рвали жабры, стремясь на волю, а директор совхоза командовал: «Пусть будет мне хуже! Сделать ячейки уже!» Казалось, прошли те времена…
Популярность
Кто пользуется и кто должен пользоваться популярностью среди мнящей себя просвещенной массы? Разумеется, тот, кто этой массе понятен, близок, предсказуем. Тот, кто изрекает банальности, трюизмы, пошлости, кто предпочитает общие места (так и тянет сказать «места общего пользования») индивидуальному поиску непохожести — путем отмежевывания от других. (Стремишься примкнуть к толпе — или следуешь своей дорогой? Это критерий.) «Индивидуалисты» обречены пребывать в меньшинстве, а то и одиночестве (но они к этому готовы и стремятся), могут быть осмеяны, охаяны, унижены, их удел — непризнание и гонения. Их изгойство в полной мере уравновешивается (в масштабах жизни) успехами, выпадающими на долю апологетов пустопорожней расхожести.
Цитаты
Тарабаним и барабаним цитаты, не отдавая отчета, какой смысл в них заключен.
«Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну!
Ты — вечности заложник
У времени в плену».
О чем это? «Заложник вечности» — то есть тот, кто способен услышать ее зов, постичь ее смысл и отозваться эхом в веках, а вынужден быть рабом сиюминутности, пробавляться откликами на «текущий момент», служить преходящей актуальности.
«О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют:
Что строчки с кровью убивают —
Нахлынут горлом и убьют».
А здесь о чем? О том, что порыв творчества может так захватить, так увлечь, так втянуть в свою стремнину, что не выпустит, вцепится в жертву и увлечет на дно.
Аплодисменты
Писателю, как и представителю любой другой профессии, необходимо признание. То есть публичное восхваление (или порицание, что одно и то же). Для стяжания такого пошиба славы и такого качества лавров замечательно годятся всех сортов фестивали (поэзии, прозы, драматургии), всевозможные ярмарочные праздники и публичные слушания.
Трезвомыслящие участники не могут не сознавать: это профанация. Но не могут и отказаться от саморекламы.
Дело литератора — все же уединенное, тихое, а не фанфарное, работа заключается в отборе подходящих слов и мыслей, а не в павлиньем расхаживании вдоль подиума. Для многих именно эта, внешняя сторона заменяет главное, основное, ситуацию можно уподобить вывернутому наизнанку театральному действу: вместо собственно спектакля идут долгие поклоны и овации, а потом коротко и невнятно излагается суть пьесы.
Чем выше интеллект, тем ниже поцелуй
Высота суждений «Лекций по русской литературе» Владимира Набокова… Непревзойденные пируэты мысли в его романах «Дар», «Защита Лужина», «Машенька»… Но разве стал бы писатель известен, популярен, знаменит, если бы из-под его пера не вышла «Лолита»? Именно этой развращенной (нет, совращенной) девочке он обязан своей громкой славой. Иначе так бы и остался кумиром немногочисленных эстетов. Он и в «Лолите» верен себе — изысканнейшая проза, тончайший, шокирующий психологизм, метафорический язык. Но основа, фундаментальная основа произведения — в щекочущем воображение изощренном и извращенном (с точки зрения пуританской) вожделении Гумберта. Это — закваска и объяснение широкой популярности книги и ее автора.
Страна
Прозаик Андрей Кучаев утверждал: писатель создает свою, особую страну (которой нет на географических картах, но которая появляется на карте литературы, если творение удачно): возводит главный город — столицу, окружает ее поселками и деревнями, прокладывает дороги…
Но о том, окружает ли писатель свою страну высоким забором, никогда ничего не говорилось: при всей автономности и независимости таких условных литературных стран они не могут иметь границ и взаимопроникающи. Талант тяготеет к самораздаче и сопряжению разрозненного.
А вот бездарь обречен пребывать на собственной заимке, на отшибе и в самоизоляции — его творения не вписываются в литературные атласы и глобусы. Он сам возводит вокруг своих опусов стену отчуждения, окружает их рвами, наполненными гнилой водой и крокодилами.
Карикатуристы
Французский художник Жан Эффель (с детства помню его наивно-трогательные работы) — не путать с Гюставом Эйфелем, в его честь поименована построенная им башня, — создавал серии карикатур на Всевышнего — доброго старичка с длинной пушистой бородой, который то вылепливал земной шар за шесть дней, то отдыхал в воскресенье, то сотворял Адама и Еву… Верующим не приходило в голову на эти рисунки обижаться. Нормально (и вполне цивилизованно) — осмысливать с разных точек зрения всё, чем располагает сокровищница мудрости, время от времени надо проводить в ней ревизию и испытание хранящегося там на прочность, перетряхивая кладовые и совершая обряд выколачивания пыли — с помощью гибкой тростинки юмора в том числе.
Помню книгу Лео Таксиля «Забавное Евангелие» — легкомысленное и недалекое высмеивание Вечной Книги. Были и куда более глубокие раздумья и нападки на Бога — скажем, в романе Марка Твена о сатане… Мир после этих размышлений и книг не рухнул, а стал (в лице отдельных представителей) умнее.
А сегодня? За карикатуру — убивают! За попытку неформально использовать библейскую легенду — изгоняют.
Всё чаще возникает вопрос: в каком направлении движется мировое сознание и может ли сегодня быть осуществлено то, что прежде вызывало улыбку? Например, смог бы Гайдай снять «Кавказскую пленницу», или к комической троице — Вицину, Никулину, Моргунову — тотчас пожаловали бы строгие судьи и застрелили их за то, что насмехаются над древними законами гор и извлекают из «патронташницы» на бурке сигареты?
Вполне допускаю: Гитлер мог (да и Муссолини с ним заодно) подослать к Чарли Чаплину убийц-мстителей за то, что выпустил кинокарикатуру на «великого диктатора» (и его приспешника). Может, и подсылал — подсылал же Сталин убийц к Троцкому, которого хотел устранить как более сильного соперника, как претендента на авторство Революции…
Гитлер Чаплина не убил. Но в Америке нашлись те, кто заступился за Адольфа Алоизиевича, это был Гувер, шеф ФБР, — он лишил Чаплина американского гражданства, когда тот ненадолго отбыл в Европу. Вот какие могучие противники у бесстрашных высмеивателей!
