Говоря словами историков разведки, «простые смертные» редко понимают, как невидимая миру работа разведчиков-нелегалов влияет на политику и экономику, а в конечном итоге на жизнь каждого из нас. Для Галины Кузичкиной она обернулась «небытием», которое началось 2 июня 1982-го года, когда ее муж, принадлежащий к тому самому Управлению «С» тогда еще советской внешней разведки, покинул территорию советского посольства в Иране и больше никогда не вернулся - ни на Родину, ни к супруге. И хотя гриф секретности в подобных случаях не просто оправдан, а жизненно необходим, женщина, которая была всего лишь любящей женой, а не офицером в погонах, остается женщиной - и ей необходимо как-то жить дальше. Что же происходит с женами в таких случаях? Советского Союза, который, как было объявлено в 1982-м году, предал муж Галины Владимир Кузичкин, нет уже более 30 лет. Но о том, что сталось с ней самой, Галина решилась рассказать лишь через четыре десятка лет, придя к тому возрастному рубежу, когда хочется подвести знаменатель и ответить себе самой на вопрос, что же в жизни было главным? По-настоящему важным? Ради чего стоило терпеть и страдать?
- Галина, я знаю, что разведчики часто рискуют - и свободой, и жизнью. А их жены, чтобы не мешать службе мужа, обычно бывают частично посвящены в особенности его работы. Но задавать некорректных по отношению к службе-юбиляру вопросов не стану. Поговорим о нашем, о женском. Но для понимания темы проясните момент, почему ваш муж относился к пресловутому «С». Если нелегал это, образно говоря, полковник Исаев под личиной штандартенфюрера Штирлица, то ваш супруг имел дипломатический ранг атташе и служил в консульстве.
- К «С» относятся не только сами нелегалы - наши разведчики, работающие в разных странах под видом иностранцев, но и сотрудники резидентур - те, кто осуществляет связь с нелегалами в регионе их нахождения. Разумеется, у каждого из таких сотрудников имеется «крыша» - официальная должность в посольстве, консульстве или в другом представительстве своей страны. Так было не только в Советском Союзе, по такой системе работают нелегальные разведки во всем мире. Именно этим занимался Володя. Все четыре года его командировки в Иран я находилась с мужем в советском посольстве в Тегеране. Но в тот год уехала в Москву в апреле, приболела моя пожилая мама. 2 июня 1982-го года утром мы поговорили с Володей по телефону, обсудили выплату пая за кооператив, еще какие-то бытовые мелочи. Настроение у обоих было отличное. Как сейчас помню, это была среда. Моя мама чувствовала себя лучше, мы с ней собирались на дачу. Все, что было дальше, даже не шпионский боевик, а фильм ужасов. 5 июня за мной, предварительно позвонив, с Володиной работы прислали черную «Волгу». С этого момента моя жизнь превратилась в череду бесед на Лубянке, допросов в Лефортово, обысков в нашей квартире.
- На допросах от вас пытались получить какую-то информацию? Подозревали, что вы что-то знали о планах мужа?
- У меня было такое ощущение, что это я пытаюсь что-то из них вытянуть! Один майор, на примерно пятом допросе, на очередной мой вопрос, где мой муж, даже в сердцах отмахнулся: «Как же вы надоели со своим Кузичкиным!» А вопросы задавали странные. «Галина, мы знаем, что у вас бывают предчувствия, вещие сны, расскажите обо всех, которые были у вас в последние полгода». Все записывали и никак не комментировали.
- Оглядываясь назад, что было самым страшным?
- Полная неизвестность. Никто мне ничего не объяснял. На вопрос, жив ли Володя, мне отвечали: «Конечно, наверное, жив». Только через 4 года, в 1986-м году, я получила скупую справку, что мой муж пропал без вести. И выдал ее почему-то МИД.
- Галина, ваш муж исковеркал вашу жизнь: предал Советский Союз и оставил в нем вас в качестве «жены предателя» - без поддержки, без денег и «под колпаком». Вам пришлось вычеркнуть прошлое, жить под девичьей фамилией. Даже странно, что вы не испытываете негатива ни к нему лично, ни к службе, которая на днях отметит свой вековой юбилей.
- Да, с того рокового 2 июня 1982-го я ни разу в жизни не видела своего мужа. Лишь постоянно слышала, как его называют «предателем родины», «перебежчиком на Запад» и «ликвидированным изменником», чей заочный смертный приговор привели в исполнение неизвестные лица в неизвестном месте. Справку о его смерти мне выдали, чтобы я могла хотя бы снять деньги с нашего семейного счета. Авторитетные источники утверждали, что Володи не стало еще в 1986 году. А сейчас признаюсь в том, о чем молчала все эти годы: уже после своей «ликвидации» муж сумел передать мне свои записи. В начале 90-х в моей квартире вдруг раздался звонок, я сняла трубку и сказала: «Здравствуй, Володя!» Видимо, это было то самое предчувствие, о котором у меня допытывались на Лубянке.
Володя хотел, чтобы его виденье событий я дополнила своей личной историей и обнародовала в освободившейся России, ведь в своих заметках он не упоминал меня ради моей безопасности. Но в свои тогдашние 30 с небольшим я на это не решилась, ведь из записей Володи следует, что в его «побеге» не все так однозначно, как тогда считалось. Но именно благодаря этим записям я не испытываю негатива ни к мужу, ни к службе, которой он отдал свою, а заодно и мою жизнь. А сейчас у меня снова предчувствие: время раскрыть правду, которая изменит представление о том, что произошло в тот роковой для моей женской судьбы день, пришло. Я приняла решение предать огласке записи мужа, добавив к ним свои комментарии, как он и просил когда-то. Что-то мне подсказывает, что именно сейчас миру это необходимо.
