Но самое поразительное — и самое абсурдное — то, из кого она состояла. «Дети в подвале играли в гестапо: зверски замучен сантехник Потапов...» Да-да: известный «садистский стишок», родившийся в позднем СССР, наиболее близок к воплощению был не во времена застоя и распада, а в стальную сталинскую эру, причем в тот ее момент, когда с гестапо и Третьим рейхом шла борьба не на жизнь, а на смерть. Членами «фашистской молодежной организации», как это именовалось в материалах следствия, были 14–16-летние московские подростки. И не просто подростки, а... Впрочем, все по порядку.
Жертвы тут тоже были. Настоящие, не «понарошные», хотя, как показало следствие, и не имевшие прямого отношения к игре. Именно они дали толчок делу «Четвертого рейха»: началось оно как расследование убийства и самоубийства, совершенных в центре Москвы, на лестнице Большого Каменного моста, 3 июня 1943 года в восьмом часу вечера.
14-летний (через три с половиной месяца должно было исполниться 15) Володя Шахурин, ученик 175-й московской школы, убил 15-летнюю Нину Уманскую, ученицу той же школы, выстрелив ей в голову из пистолета системы «Вальтер». После чего покончил с собой. Девочка умерла на месте, мальчик в тяжелом состоянии был доставлен каретой «скорой помощи» в 1-ю Градскую больницу, где через день, 5 июня, несмотря на принятые меры, скончался.
Убитая в тот июньский вечер Нина Уманская — единственная дочь Константина Уманского, высокопоставленного советского дипломата, члена коллегии Наркомата иностранных дел СССР. Незадолго до трагедии он был назначен чрезвычайным и полномочным послом Советского Союза в Мексике. 4 июня 1943 года Уманский вместе с семьей — супругой и дочерью — должен был отправиться к новому месту службы. Покончивший с собой убийца Владимир Шахурин — сын народного комиссара авиационной промышленности СССР Алексея Шахурина.
Оружие, из которого были сделаны выстрелы, принадлежало Вано Микояну, сыну Анастаса Микояна — члена Политбюро ЦК ВКП(б), зампредседателя Совета народных комиссаров, наркома внешней торговли СССР. Вано учился в той же школе, что и погибшие, только на класс старше: они заканчивали седьмой класс, он — восьмой. Дружил с обоими — и с Ниной, и с Владимиром. В тот день они гуляли втроем. Это была прощальная встреча: как уже сказано выше, на следующий день девочка должна была отправиться вместе с родителями в Мексику.
Самого момента трагедии Вано, правда, по его словам, не видел. «Мы вернулись к Б.Каменному мосту, и Нина сказала, что ей пора домой, — показал он на своем первом допросе, проведенном 5 июня 1943 года. — Я тоже спешил... Я пошел, а они начали спускаться по лестнице. На первой площадке они остановились, о чем-то говоря, затем Нина пошла вниз, а Володя почему-то остановился.
Потом он пошел за нею, и больше я их не видел... Не больше, чем через минуту, раздались два выстрела... Я подбежал к Нине, которая лежала на спине, а рядом с нею лежал Володя, который еще дергался. Правая рука его была вытянута. Я страшно испугался и решил забрать свой револьвер. Так я и сделал и, взяв револьвер, бросился бежать».
«Револьвер я получил с ведома своего отца»
Мотивы преступления для друзей Шахурина-младшего не были секретом: он настойчиво ухаживал за Ниной и требовал, чтобы она осталась, не уезжала вместе с родителями. «В последние дни Володя мне не раз говорил, что он очень переживает предстоящую разлуку с Ниной, что «жизнь без нее будет пыткой» и т.п., — рассказал Вано Микоян следователям. — Примерно 1 июня он мне позвонил по телефону и сказал: «Что будет, если я застрелю Нину и сам застрелюсь, сколько будет шума! Весь город говорить будет». Я ответил, что это идиотство, и положил трубку. Через минуту Володя позвонил снова и сказал, что он пошутил».
Правда, судя по тому, что известно об отношениях Нины и Владимира и особенностях личности последнего, это не история советских номенклатурных Ромео и Джульетты. Большой любви тут, похоже, не было. Было, скорее, уязвленное подростковое самолюбие, усугубленное не вполне здоровой психикой Шахурина-младшего. Однако со стопроцентной уверенностью говорить об этом невозможно. Чужая душа — потемки. Тем более душа людей, покинувших этот мир 82 года назад. Как на самом деле относились друг к другу Владимир и Нина и о чем говорили во время своего последнего разговора, навсегда останется тайной.
Но если бы дело ограничивалось нелепой смертью двух молодых людей, оно тут же бы и закрылось. С этой стороны дело представлялось совершенно ясным: следователи были совершенно уверены в том, что на курок оба раза нажал Владимир Шахурин, и, несмотря на все потуги историков-конспирологов представить кровавую развязку на Большом Каменном мосту как «работу» неведомых киллеров (посланных, к примеру, коварным Берией), оснований сомневаться в официальной версии за прошедшие 82 года не появилось.
Впрочем, справедливости ради надо отметить, что всех загадок эта версия все-таки не раскрывает. Вот крайне любопытный отрывок из протокола второго допроса Вано Микояна, состоявшегося спустя полтора месяца после первого, в конце июля.
ВОПРОС: — Зачем вы дали свой револьвер Владимиру ШАХУРИНУ?
ОТВЕТ: — Я не подозревал ничего худого.
ВОПРОС: — Но ведь Владимир ШАХУРИН до этого говорил вам, что он хочет убить Нину УМАНСКУЮ?
ОТВЕТ: — Во-первых, он тогда же сказал, что шутит, а во-вторых, я не допускал, что он способен на такое подлое преступление...
ВОПРОС: — А для чего вы взяли второй револьвер?
ОТВЕТ: — Второй револьвер я в этот день чистил по просьбе своего старшего брата Степана, которому он принадлежал...
ВОПРОС: — А может быть, вы взяли второй револьвер, т.к. предвидели, что один из них вы дадите Владимиру ШАХУРИНУ?
ОТВЕТ: — Нет, я этого не предвидел и говорю честно, что это простая случайность, что револьвер Степана оказался у меня.
Еще раз: два мальчика, 14 и 15 лет, идут на прощальное свидание с девочкой-сверстницей, которую один из мальчиков «в шутку» пообещал застрелить, и в кармане каждого из юных кавалеров — по заряженному пистолету... В общем, как говорится, ничего не предвещало. Как хотите, но возникает ощущение, что Вано Микоян что-то недоговаривает. Возможно, впрочем, ложное: какого-либо развития эта тема в материалах следствия не получила.
Может также показаться странным, что следователи совершенно не задержали своего внимания на факте наличия у 15-летних юнцов личного боевого оружия и свободного расхаживания с ним по центру Москвы. Но тут как раз ничего удивительного нет: пистолетами и револьверами дети руководителей партии и правительства владели абсолютно легально. «Меня нельзя обвинить в незаконном хранении оружия, поскольку этот револьвер я получил с ведома своего отца от тов. ВЛАСИКА», — заявил Вано Микоян, согласно протоколу допроса.
Для справки: Николай Власик — начальник личной охраны Иосифа Сталина, один из руководителей подразделения НКГБ СССР, занимавшегося охраной высших должностных лиц. Оружие детям советских вождей полагалось якобы для защиты от диверсантов. По факту же для большинства юных «кремлевских стрельцов» личные пистолеты и револьверы были свидетельством их особого, привилегированного статуса и средством самоутверждения в глазах сверстников. Которым они напропалую пользовались.
Иногда даже в школу ходили с оружием. В частности, Серго Микоян, младший брат Вано и еще один фигурант дела, которому на момент описываемых событий едва исполнилось 14 лет (он учился в шестом классе все той же школы №175), сообщил на допросе, что свой пистолет, полученный «с ведома отца на складе 1-го отдела НКВД СССР», приносил в школу «раз-два, не больше», а «стрельба на школьном чердаке была только один раз».
Следователей, однако, заинтересовала не пальба на школьном чердаке, а другое обстоятельство, о котором первым из фигурантов поведал Вано Микоян: «Володя (Шахурин. — «МК») любил порисоваться и любил, как он выражался, дипломатические обороты речи вроде того, что он о себе говорил: «Господин министр надеется вас увидеть в таком-то часу» и т.п. Себя он именовал консулом, рейхсфюрером «Четвертой империи» («рейх» в переводе с немецкого — «империя». — «МК»).
Тайком от отца он прочел книгу Гитлера «Моя борьба» и сделал оттуда выписки ряда понравившихся ему изречений. Выписки эти он по-английски и по-немецки записал в своем черновике (чтобы родители не прочли, и внизу каждую цитату обозначил буквой «Г»). Черновик в лиловой клетчатой обложке должен у него храниться в письменном столе. Мне он не раз читал эти выдержки».
Трудно сказать, что было раньше: слова, вырвавшиеся у Вано Микояна на первом его допросе, заставили следователей присмотреться к записям и библиотеке покойного Владимира Шахурина, или все было наоборот — наткнулись сперва на записи и книги, а затем стали задавать Вано не отраженные в протоколе наводящие вопросы. Могло быть и так, и эдак. Но так или иначе довольно скоро убийство Нины Уманской и самоубийство Владимира Шахурина отошли для следствия на второй план. На первый вышли деяния «рейхсфюрера» и его «верноподданных».
«Любил поприветствовать нас словом «хайль!»
На чистую воду «заговорщиков» вывели довольно быстро. 5 августа 1943 года следственная бригада, состоявшая из начальника следственной части по особо важным делам НКГБ СССР Влодзимирского, замначальника 2-го Управления того же наркомата Сазыкина и начальника следственного отдела Прокуратуры СССР Шейнина, докладывала начальству: «Расследованием установлено, что Володя ШАХУРИН в ноябре-декабре 1942 года, т.е. примерно через два месяца после своего поступления в 175-ю школу, создал в 7-м классе, учеником которого он состоял, молодежную фашистскую организацию, получившую дальнейшее наименование «Четвертая империя»...
Володя ШАХУРИН ввел звания для участников организации, а именно: рейхсфюрер, фельдфюрер, рейхсканцлер, генерал-лейтенант, генерал-полковник и т.п. Объявив себя рейхсфюрером, Володя ШАХУРИН разработал структуру организации... Руководителем организации являлся рейхсфюрер, при нем был создан «Чрезвычайный совет»...»
По имеющимся данным, всего в ходе расследования было задержано 28 подростков, главным образом — учеников 175-й школы. Сейчас бы ее назвали элитной, а тогда никак особо не называли. Но всем и так было известно, что школа непростая. Не просто элитная, а придворная. Здесь, например, учились дети Сталина, Василий и Светлана. И большинство прочих «кремлевских детей» тоже заканчивали ее.
По-видимому, большинство задержанных сразу же отпустили, потому что в материалах дела фигурируют лишь восемь арестованных членов «тайной организации»: Вано и Серго Микояны, Артем Хмельницкий (отец — генерал-лейтенант, начальник Центральной выставки образцов трофейного вооружения в Москве), Леонид Реденс (племянник второй жены Сталина — Надежды Аллилуевой), Леонид Барабанов (сын начальника секретариата Анастаса Микояна), Петр Бакулев (отец — известный хирург, ученый-медик, консультант Лечсанупра Кремля), Феликс Кирпичников (сын зампредседателя Госплана СССР), Арманд Хаммер (племянник американского предпринимателя Арманда Хаммера).
«Деятельность организации заключалась в издании «указов» о назначениях участников организации на различные должности и присвоении им установленных званий, — выяснило следствие. — А также в осуществлении всякого рода школьных интриг с девочками и другими учащимися школы... Эта организация, являясь, по существу, своеобразной детской игрой, имела антисоветско-фашистский характер».
Объективно говоря, и представленная картина, и использованные формулировки достаточно точны. Ну, конечно же, это было игрой. Показания некоторых «заговорщиков» без смеха читать невозможно. «Я знал, как уже показал выше, что задачей нашей организации являлась слежка за девочками и выявление, кто из них с кем гуляет, — показывал, к примеру, на допросе Леонид Барабанов. — Признаюсь откровенно, что я только впоследствии узнал, что основной задачей нашей организации являлась не слежка за девочками, а управление государством».
Или вот показания Феликса Кирпичникова: «Звание капитана мне было дано по предложению ШАХУРИНА и БАКУЛЕВА за то, что я в марте 1943 года сумел во время урока получить у ученика 8-го класса ЦАНАВА Гиви принадлежащий Барабанову французский журнал с порнографическими картинками... Я вошел в 8-й класс и сказал учителю, что ЦАНАВА вызывает директор. Он вышел из класса и передал мне журнал. Вот за эту мою смекалку мне и присвоили звание капитана».
Увлечение играми в тайные организации вообще свойственно этому возрасту, а в те годы было практически повальным. Вспомните гайдаровских «Тимура и его команду». Фантазия писателя родилась не на пустом месте — на духе времени. Да что там далеко ходить! Разбираясь с делом «Четвертой империи», следователи попутно выявили еще два тайных детских «государства», в которых, правда, ничего антисоветского обнаружено не было.
Но характер игры, в которую увлеченно играли Владимир Шахурин и его команда, советским и антифашистским действительно никак не назовешь. Из показаний Феликса Кирпичникова: «ШАХУРИН как руководитель организации именовал себя рейхсфюрером. Должен сказать, что ему вообще нравились немецкие звания, и он даже любил поприветствовать нас при встрече словом «хайль!».
Из показаний Леонида Реденса: «В беседе со мной наедине Володя ШАХУРИН говорил, что война с Германией разоряет страну и вызывает недовольство народа, что после войны мы должны будем воспользоваться этим недовольством и свергнуть советскую власть путем вооруженного выступления. Пока же мы должны вербовать как можно больше участников в нашу организацию...
Я начал доказывать ему, что нас, участников организации, очень мало и, даже когда мы подрастем, все равно ничего не сможем сделать. Но Володя ШАХУРИН ответил: «Почему Гитлер мог прийти к власти, когда у него тоже было мало сторонников, а мы не можем?»...
В конце мая 1943 года ШАХУРИН разработал вопросы, которые нужно было задавать тем, кого мы хотели завербовать в организацию... Помню некоторые из них: 1. Кто твой любимый герой в русской литературе? 2. Придем ли мы к власти? 3. Какие черты Гитлера тебе нравятся? Остальных вопросов сейчас не помню».
Из показаний Нестерова, киномеханика, обслуживавшего квартиру и дачу семьи Шахуриных: «Помню, после того как ему отец принес два фашистских ордена — железный и желтого металла кресты, Володя ШАХУРИН просил меня, чтобы я его обязательно сфотографировал с железным крестом. Несмотря на мое нежелание, он настоял на своем, и такой снимок я сделал».
Из показаний Вано Микояна: «Володя не раз говорил мне, что он и его организация «должны прийти к власти»... Однажды, когда мы говорили на эту тему, у Володи вырвалась такая фраза: «А куда мне девать папашу, когда мы придем к власти?» — и, подумав, Володя добавил: «Что же, отведу ему где-нибудь дачу, пусть живет...»
Сказав мне об этой идее организации одновременного выступления в театрах Москвы, Володя добавил, что, по его мнению, это был бы очень хороший способ и что Гитлер начал свою деятельность тоже с выступлений в разного рода пивных и ресторанах...
Вскоре, после опубликования ноты о немецких зверствах, Володя ШАХУРИН в разговоре со мной сказал, что, по его мнению, это все выдумки наших газет и немцы никаких зверств не учиняют».
Преступление и наказание
Несмотря на невеликий возраст, арестованные ведут себя на допросах очень грамотно, как бывалые «сидельцы»: валят все на своего «рейхсфюрера», которому уже все равно и который не сможет ничего опровергнуть. За собой охотно признают лишь глупость и нестойкость к пагубному влиянию Владимира Шахурина — чуть ли не гипнотическому по своей силе, если верить подросткам. Что-то более существенное — только при предъявлении неопровержимых улик. Характерный пример — следующий эпизод допроса Вано Микояна.
ВОПРОС: — Следствие предъявляет вам письмо, написанное вами Владимиру ШАХУРИНУ... Это писали вы?
ОТВЕТ: — Да, один раз я написал Володе на машинке письмо, в котором в официальном тоне просил «проконсультировать» меня, «будем ли мы, придя к власти, щадить своих врагов»... Откровенно говоря, я писал это письмо шутя, от нечего делать...
Вано также признал, что это именно он снабдил Владимира Шахурина нацистской литературой — гитлеровской «Моей борьбой» (Mein Kampf), «библией» нацизма, и, кроме того, произведением Германа Раушнинга «Гитлер говорит»: «Эти книги я взял из библиотеки своего отца и по просьбе Володи дал их ему почитать».
Отношение Вано к организации было не вполне определенным, двойственным: участником «Четвертой империи» он вроде бы не был, но тем не менее считался ее «шефом». Что означал сей статус, толком никто, включая самого Вано, объяснить не мог. Зато статус и функции его брата были определены достаточно четко: шестиклассник Серго носил звание «фельдфюрер», был «начальником партийной безопасности» и — по совместительству — канцелярии. Приказы организации, показывал Вано Микоян, «печатал на машинке мой младший брат Серго у нас дома».
Словом, «чудная» была игра. «Поведение участников организации тем более преступно, что оно имело место в условиях Великой Отечественной войны, когда весь советский народ напрягает свои силы в борьбе с немецким фашизмом», — гласит финальное заключение по делу от 18 декабря 1943 года, подписанное наркомом госбезопасности Меркуловым и прокурором СССР Горшениным. И спорить с этим невозможно.
Стоит напомнить, что в то время, как «кремлевские дети», не знавшие ни голода, ни холода, ни каких-либо бытовых проблем (спецпайки с разнообразными яствами, просторные квартиры, комфортные дачи, штат прислуги, персональные машины с персональными шоферами и даже персональные киномеханики), играли, томясь от скуки, «в гестапо», у миллионов их сверстников детство уже закончилось. Они жили совсем другой жизнью: стояли у станков, работали на колхозных полях, воевали в партизанских отрядах, выживали и умирали в блокадном Ленинграде... В общем, как говорится, почувствуйте разницу.
Приговор, вынесенный 18 декабря 1943 года Особым совещанием при народном комиссаре внутренних дел (в то время этот пост занимал Лаврентий Берия), был, однако, не слишком строгим: «Выслать из г. Москвы в разные города Сибири, Урала и Средней Азии сроком на один год каждого (Вано и Серго Микоянов, Артема Хмельницкого, Леонида Реденса, Леонида Барабанова, Арманда Хаммера, Петра Бакулева, Феликса Кирпичникова. — «МК») под поручительство родителей, отобрав от последних, а также от самих высылаемых соответствующую подписку».
По тем временам — не наказание, а так, ласковый отеческий шлепок по попе. В качестве смягчающих обстоятельств были названы возраст подсудимых, а также то, что «все они признали свою вину».
Во всем виноват Берия?
История эта, разумеется, далеко не вчера стала достоянием гласности. Но большую устойчивую известность, несмотря на свою очевидную сенсационность, так и не приобрела. Периодически то всплывает на поверхность информационного моря, то вновь погружается на дно. Забывается. И даже в периоды выхода из забвения отношение к ней далеко не однозначно.
Некоторые убеждены, что дело шито белыми нитками. Таково, например, мнение внуков Анастаса Микояна, которые однажды даже выступили с коллективным обращением по этому поводу, опровергавшим появившиеся в прессе «фантастические выдумки», связанные с «делом «кремлевских детей».
Отчасти можно согласиться с их доводами: утверждения, что подростки всерьез готовили захват власти, кроили фашистские флаги и планировали «публичные акции», — разумеется, чушь собачья. Никакого реального заговора и рядом не было. Как и стягов со свастикой. Были лишь фантазии, не в меру расшалившееся, вышедшее из-под контроля детское воображение. Игра в заговор.
Но и с тем, что игра была совершено невинной, что «никаким фашистским духом на этих мальчишеских посиделках и не пахло», а разговоры на «посиделках» шли о том, что подростки «создадут синклит верных, надежных и преданных помощников товарища Сталина», как это утверждают внуки Микояна, согласиться тоже никак нельзя.
По версии семьи Микоянов, дело было состряпано Лаврентием Берией и его людьми с целью «подкопа» под отцов детей. В первую очередь — под Анастаса Микояна, самого высокопоставленного среди родителей «заговорщиков». Показания же подростков не соответствуют действительности и ничего не стоят: «Они подписали признания в том, чего не совершали».
Однако в материалах дела никакого желания «утопить» детей и их родителей абсолютно не обнаруживается. «Бериевские подручные», напротив, постоянно подчеркивают, что никаких взрослых за спинами детей нет, что «как создание, так и деятельность этой организации не связаны ни с кем, кроме ее участников». Более того, главный «подручный», курировавший расследование глава наркомата госбезопасности Всеволод Меркулов предлагал вообще никак не наказывать подростков.
«Полагаем... арестованных учащихся 175-й школы... из-под стражи освободить, ограничившись отбытым ими заключением, и передать их родителям, — писал Меркулов в своем рапорте на имя Сталина 18 сентября 1943 года. — Обязать ЦК ВЛКСМ... совместно с Наркомпросом РСФСР... провести тщательную проверку состояния пионерской, комсомольской и школьно-воспитательной работы в школах гор. Москвы».
Судя по всему, на годичной высылке из Москвы настоял Сталин: не захотел оставлять зарвавшуюся, заигравшуюся «золотую молодежь» совсем уж без наказания. Но наказал, как и сказано, по-отечески, по-семейному. «Путевки в жизнь» команду «рейхсфюрера» отнюдь не лишил. А родители несносных недорослей и вовсе избежали сталинского гнева: даже выговоров, насколько известно, не получили.
Что наглядно опровергает распространенный миф, будто бы для товарища Сталина не было «ни эллина, ни иудея», ни своих, ни чужих, будто пред его суровым, но справедливым оком все были равны. Нет, некоторые были явно равнее других.
