В ХIХ веке славянофилы, как правило, дети помещиков, говорили русскому человеку, что только сохраняя свою жертвенность и униженность, они скажут свое слово человеческой цивилизации. А сегодня призывают Россию жить «по минимуму материальных благ и избегать комфорта и простого человеческого счастья» деятели культуры — режиссеры Константин Богомолов и Никита Михалков. И в том, что славянофильское требование от русского человека всячески избегать счастья и удовольствий жизни, идущее от людей, у которых чаша была всегда полна, есть какая-то тайна нашей русской истории. Но, на мой взгляд, соединение русскости с бедностью и жертвенностью не делает нас сильнее, а напротив, подвигает нас на тот путь, который уходит в небытие.
Но тут видится какой-то парадокс. Владимир Путин появляется на политической сцене со своей блестящей статьей «На рубеже тысячелетий» 30 декабря 1999 года и говорит, что тупиком был советский путь, рожденный Октябрьской революцией. А путь европейской цивилизации — это путь, на который мы сегодня должны вернуться, это путь соединения западных ценностей с ценностями русского государственничества. А идеология русскости как страдания, на мой взгляд, это не только тупик, а идеология самоубийства России. Но, несомненно, эта идеология жизни как страдания не имела и не имеет никакого отношения к христианству. Вынужден цитировать Священное Писание, чтобы меня не обвиняли в измене ценностям человеческой цивилизации.
В христианстве, в Библии, все, напротив, направлено против смерти, нет в христианстве никакого культа смерти, о котором говорил Василий Розанов в полемике с Николаем Бердяевым на заседаниях Русского религиозно-философского общества в начале ХХ века. Бог призывает человека взять в свои руки разум, и «не ускоряйте смерти заблуждениями вашей жизни и не привлекайте к себе погибели делами рук ваших. Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих» (Книга премудрости Соломона, 1:12-14). Смерть для Бога, как смерть на этой земле, абсолютно ничтожна. Бог, напротив, призывает человека быть как можно дальше от безрассудных, от тех, кто любит эти игры в подвиги, кто призывает к красоте смерти на миру. О том, что христианство не является религией смерти, а религией жизни, защищающей жизнь от смерти, являются слова Бога: «И нет нам возврата от смерти: ибо положена печать, и никто не возвращается» (Книга премудрости Соломона, 2:5).
И еще очень важное для России: христианство развитие разума, как развитие духовного и божественного, связывает с трудолюбием и, самое главное, с уважением к истине, к правде. Для христианства, как свидетельствует Святое Писание, нет более страшных врагов, чем лень и ложь. Для христианства «разум жив, когда он соблюдает правду» (Притчи Соломона, 13:16-17). А «человек, сбившийся с пути разума, водворится в собрании мертвецов» (21:16). И опять: «бедный человек лучше, нежели лживый» (19:20). «Сердце разумного приобретает знание, и ухо мудрых ищет знания» (18:15).
И откуда такое божественное отношение к разуму, к самому Богу? В христианстве за поклонением разуму стоит самоценность самой жизни, стоит сознание того, что, как говорил Владимир Соловьев, у нас, у русских, сознание того, что недоразвитость разума создает угрозу для жизни. Разум для христианства велик, ибо только разум способен оберегать, сохранять человеческую жизнь, только разум как ум, покорность истине, позволяет избежать всего, что привлекает погибель. Как это ни странно, из абсолюта смерти следует абсолют противостоящего ей разума. Бог говорит: «Не ускоряйте смерти заблуждением вашей жизни и не привлекайте к себе погибели рук ваших» (Книга премудрости Соломона, 1:12). И все потому, что «нет нам возврата от смерти» (2:5).
И вот эта главная мысль Святого Писания, что «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Евангелие от Матфея, 22:32), пронизывает все проповеди христианства. «Не радуйся смерти человека, хотя бы он был самый враждебный тебе. Помни, что все мы умрем» (Сирах, 8:8). Это парадокс, но это парадокс нашей русской жизни, и даже непонятно, как она при этом парадоксе все же живет и сохраняется. Мы превратили христианство в религию смерти, а на самом деле для христианства смерть является главным врагом.
Кстати, речи Никиты Михалкова о том, что удовольствия никак не связаны с русскими, — это повторение славянофильского, что радости человеческого бытия не даны нам, русским, как якобы особой божественной нации. Так вот, доказательством того, что для христианства жизнь является главной ценностью, является поразительная привязанность Святого Писания к обыденности труда, обыденности добывания хлеба насущного, обыденности человеческой радости. Отсюда и библейское «не отвращайся от трудной работы и от земледелия» (Сирах, 7:15). Работать своими собственными руками. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2-е Послание к Фессалоникийцам, 3:10). Полным абсурдом является утверждение наших славянофилов, что забота о хлебе насущном не имеет никакого отношения к Богу, о том, что русский человек приближался к Богу только тогда, когда он забывал о хлебе насущном.
Но при всем этом христианство несло в себе идею нового человека, которую заимствовал у христианства Карл Маркс. Правда, есть существенная разница между учением о новом человеке в марксизме и в христианстве. Христианство видит возможность появления нового человека не путем истребления старого человека, на чем настаивал марксизм, а путем примирения в душе человека сил, противостоящих друг другу, сил добра и зла. Христианство призывает «создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем» (Послание к Ефесянам, 2:15-16). Бог говорит, что Он не хочет мир человеческий на жертвах и он не требует от человека жертв. «Соблюдение правды и правосудия более угодно Господу, нежели жертва» (Притчи, 21:3).
Как ни странно, вопреки тому, что говорит уважаемый Никита Михалков, восставший против удовольствий русского человека, Бог хочет, чтобы жизнь человеческая приносила радость. Отсюда завет делать все, «чтобы хорошо тебе было на той земле» и чтобы «продлились дни твои» (Второзаконие, 5:16). Главная ценность для Бога в Ветхом Завете — это долгота жизни, полнота дней твоих на земле. Нет в христианстве ничего от нашей русской проповеди аскетизма, от убеждения, что только страдание нищеты и бедности открывает русскому человеку дорогу к Богу. «Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев, то открой ему руку твою и дай взаймы» (15:8).
И наше русское, что якобы все наши беды от пристрастия к малым и большим удовольствиям, — полный бред. Самое большое удовольствие в жизни, тем более для интеллигенции, — это радость творчества, радость познания неизвестного. Самое качественное «удовольствие» — это, как говорят слова Божьи, движение ума к пути разума, это познание мира. И слово Божье говорит, что тот, кто отдал себя в руки лени и лжи, тот никогда не выйдет на дорогу будущего. Известный религиозный философ и историк культуры Л.П.Карсавин не ищет подтверждения своих мыслей в Священном Писании. Но он был прав, что мы, русские, связав свое будущее со «вселенскими задачами, теряем ценность настоящего, утрачиваем понимание того, что будущее само по себе не обладает непреходящей ценностью» (Цитируется по «Русская идея». «Айрис-пресс», 2004, с. 350-351). И на наш взгляд, все те, кто призывают христиан пожертвовать жизнью во имя приближения царства рая, на самом деле являются идеологами смерти, которая не имеет ничего общего с христианством.
Несомненно, христианство несло в себе культ разума, ума, истины, культ правды, трудолюбия. Христианство несло в себе все, на чем держится человеческая жизнь и человеческая культура. «Купи истину, и не продавай мудрости и учения и разума» (Притчи, 23:23).
Надо помнить сказанное Богом. Бог сам говорит о том, что он не рассказал нам до конца тайну божественного. Бог спрашивает Соломона: «Ибо какой человек в состоянии познать совет Божий? или кто может уразуметь, что угодно Господу? …Мы едва можем постигать и то, что на земле, а что на небесах — кто исследовал» (Книга премудрости Соломона, 9:13, 16). Поэтому Бердяев, наверное, имел основания связывать божественное прежде всего с тем, что мы, люди, в состоянии постигнуть своей душой в этой своей жизни, постигнуть тайну божественного через нашу совесть, через чувство милосердия и даже через наши грехи. Я имею в виду мысль Николая Бердяева, что «вечная жизнь не есть будущая жизнь, а жизнь настоящего, жизнь в глубине мгновения». Я напомнил об этой мысли Бердяева для того, чтобы защитить церковь. Не будет веры в Бога, если церкви взрываются народом, который Федор Достоевский называл «богоизбранным народом». И сегодня, это уже касается современного Запада, не будет веры в Бога, если церкви превращаются в рестораны. Но для нас, русских, более важно то, что с точки зрения Бога, с точки зрения христианства, если нет уважения к разуму, к истине, к правде, то и нет на самом деле подлинного христианства, нет подлинной веры в Бога.
