Ежедневно на имя гаранта приходят тысячи писем, в том числе от не совсем адекватных граждан, но ни к кому после этого домой не врываются с обыском и никого не бросают за решетку. Вероятно, понимая это, на днях следствие вменило Анне еще две статьи - ч. 1 ст. 137 УК РФ "Нарушение неприкосновенности частной жизни и ч. 3 ст. 272 УК РФ "Неправомерный доступ к компьютерной информации". «Вина» Анны выразила в том, что журналистка общалась с источником, который передал ей информацию о местном чиновнике.
Произошедшее с Анной стало настоящим шоком для ее коллег, среди которых известный журналист и публицист, политический обозреватель телеканала «Россия 1» Андрей Медведев (он публично заступился за девушку). Профильная комиссия СПЧ, куда Анна написала обращение, сделала заявление: сам факт обращения к журналисту того, кто получил информацию незаконным путем, не делает журналиста соучастником возможного преступления. Тем более в случае, когда материал не был журналистом использован. Обо всем этом — в материале обозревателя «МК», члена СПЧ.
ИВС, СИЗО, смерть отца
Анна - филолог по образованию, последние 11 лет работала журналистом, снимала сюжеты на Первом канале, НТВ, телеканале «МИР» и т.д.
- Я предлагаю тему — ее или берут, или нет, - рассказывает Анна. - Часто меня просили снять на конкретные темы. И это могут быть как проблемные материалы, так и позитивные. Как раз накануне моего ареста в программе «Доброе утро» на Первом канале показали мой репортаж о большой (в ней почти 50 человек) династии медиков.
Тема медицины не была для Анны в приоритете. Но как всякий журналист, она общалась с огромным количеством людей в том числе с медиками и чиновниками от медицины, среди которых была экс-сотрудник крымского минздрава Фатиме Совхоз.
К 26-летней Фатиме сотрудники полиции пришли с обыском в июне 2024 года после того как стало известно — некто посылает жалобы на имя президента о проблемах с лекарственным обеспечением в Крыму и эти данные были получены вероятно кем-то, кто имел доступ к компьютерной информации внутренней сети ведомства. И тут же оформили административный арест якобы за «сопротивление сотрудникам полиции» (Фатима уверяет, что никакого сопротивления вооруженным мужчинам она и не думала оказывать).
После этого ее поместили в ИВС на 13 суток, изъяли телефон, в котором увидели сообщение Анне Гажале с предложением осветить в СМИ тему: один из руководителей региона получает льготные лекарства в то время, как препараты не достаются остальным льготники. Похожий, но не дословный текст был в обращении к Президенту с просьбой разобраться с обеспечением лекарствами льготников.
К сведению, Анна Гажала эту тему в работу не взяла, ни одного сюжета по этому поводу ею снято не было. Но правоохранители, прочитавшие смс, явно посчитали, что журналист - «сообщница».
Анну Гажалу вызвали на допрос и задержали за «сопротивление полиции» (кажется, что такое обвинение стало методикой). В случае с Анной это выглядело особенно странно, ведь все происходило при адвокате и под видеокамерами, а те никакого сопротивления не зафиксировали.
Дальше больше. Дома у Анны провели обыск, санкцию на которых дал Киевский районный суд Симферополя на основе рапорта, что журналистка возможно имеет связь с "Правым сектором" (запрещенная в РФ террористическая организация). И этот же суд но уже с другой формулировкой - за «сопротивление полиции» - назначил девушке 13 суток административного ареста.
- Случившееся было шоком для семьи, - сокрушается Анна. - Через несколько дней умер папа (ему было всего 58 лет): не выдержало сердце. Меня отпустили из спецприемника на похороны.
По истечении 13 суток ареста Анну Гажалу на входе в спецприемник подхватили оперативники и повезли на очередные допросы и очную ставку уже по делу "о клевете" (про террористическую организацию больше ни разу не вспоминали, хотя ведь именно она была поводом для обысков). К ночи ей объявили, что она подозреваемая в написании клеветы про чиновников. Суд постановил: взять под стражу.
Примечательно, что примерно в то же время, как местная Фемида проявила суровость к журналистке, она была снисходительна к другим: поместили под домашний арест обвинявшегося в хищении 57 миллионов бюджетных средств регионального чиновника и даже обвинявшегося в изнасиловании женщины-инвалида местного жителя.
- СИЗО стало настоящим шоком, - воспоминает Анна. - Обитатели там горько шутили: в тюрьме проще списать человека, чем матрас. Приведу несколько примеров. Когда у меня раскалывалась от боли голова, я попросила помощь у медработника, а тот ответил, что голова это кость, а кость не может болеть. Когда сокамерницу скрутило от боли в животе, мы всей камерой молились, чтобы это был не аппендицит, а что-то попроще, чтобы девушка не умерла у нас на руках.
Была в камере 51-летняя женщина, у нее истерика длилась неделями: кричала в голос, плакала с утра до позднего вечера. Вся тюремная система (отношение, питание, медицина) подрывает здоровье. Конечно, никто не ждет от СИЗО тонкую гастрономию, но то, что приготовлено, иначе как баландой не назовешь. Лекарства передать близкие не могут, потому что многие из них производят в стекле, а для местного медперсонала у вас "ничего серьезного".
Вода цвета лимонада, а передача фильтра запрещена. Какой оттуда выйдет женщина? В лучшем случае станет регулярным посетителем медицинских клиник. Почему в правовом государстве люди, обвиняемые в нетяжких ненасильственных преступлениях находятся в СИЗО наравне с убийцами и террористами? Особенно это касается женщин...
В СИЗО Анна провела 7 месяцев. Четвертый кассационный суд общей юрисдикции содержание под стражей признал незаконным, и девушку отпустили под подписку о невыезде.
Пытки, которых не видят
В ходе следствия выяснилось, что дело против журналистки строится на основании признания Фатимы Совхоз, которая, как уверяет, дала их в СИЗО под угрозами. И вот как это было.
26-летнюю экс-сотрудницу Минздрава региона обвинили по части 3 статьи 272 УК РФ «Неправомерный доступ к компьютерной информации» и арестовали. Девушку поместили в камеру с уже осужденными (что запрещено законом), где ей, и близким, как она уверяет, стали угрожать расправой - если не даст «нужные следствию показания». Дальше события разворачивались так.
2 июля Фатима Совхоз обратилась письменно в прокуратуру и следственный комитет с просьбой спасти ее жизнь и здоровье. Тогда же ее мама на личном приеме в прокуратуре просила защитить дочь.
4 июля к Фатиме, по ее словам, были применены пытки, с помощью которых девушку заставили подписать «нужные» следствию признания на себя и других лиц.
5 июля Фатима вышла на очную ставку с Анной в синяках и кровоподтеках. Это видели адвокаты, Анна Гажала и дознаватель Иванов. Также побои и следы пыток были зафиксированы на медосвидетельствовании.
Казалось бы, после этого должен был разразиться скандал в местном УФСИН. Но нет. В СИЗО Фатима Совхоз подписала бумагу, что якобы произошел конфликт с сокамерниками «на бытовой почве».
Приведу две цитаты из показаний Фатимы Совхоз о случившемся, когда она просила провести расследование пыток:
«Оперативный сотрудник СИЗО […] сказала, что нужно дать признательные показания, нужно написать явку с повинной. Рассказывала, скажем так, последствия ненаписания, данной явки с повинной и о том, что…. дальше будет хуже, что меня поместят в камеру со специально обученными лицами, что рано или поздно, эти показания мною все равно будут даны, поэтому лучше рано, то есть до того, как тяжкие последствия наступили».
«Я старалась, чтобы мое место, моя койка находилась под камерой, чтобы все это было зафиксировано, чтобы были не слепые зоны.. Но меня насильно перевели на другую койку... Матрас закрывает мое место, и уже не видно было, что на нижней койке в углу происходит. Вот именно в этом месте и было в итоге избиение. Но из-за того, что меня удерживали, я не могла на тот момент вырваться в другое место».
В суде Фатима Совхоз заявила о самооговоре и оговоре Анны Гажалы под пытками в условиях СИЗО. Защита просила суд вернуть дело прокурору, пыталась изменить территориальную подсудность ввиду возможного влияния «потерпевшей» стороны. Отказ и отказ.
«Вопреки мнению защиты, обвинительное заключение в отношении Совхоз Ф.Р. и Гажала А.А. соответствует требованиям ст. 220 УПК РФ, содержит, в том числе существо обвинения, место и время совершения преступлений, их способы, мотивы, цели, последствия и другие обстоятельства, имеющие значение для данного уголовного дела» - из Постановления о назначении судебного заседания по уголовному делу от 12.03.2025г.
А вот что можно прочитать в обвинительном заключении:
«Гажала А.А., и Совхоз Ф.Р. в неустановленное следствием время, но не позднее 054.04.2024, находясь в неустановленном следствием месте, действуя умышленно, осознавая общественную опасность своих действий, предвидя возможность и неизбежность наступления общественно-опасных последствий и желая их наступления... решили совершить клевету в отношении …»
А уголовное дело по избиению Совхоз так и не возбуждено. Следствие отказывает, это отказы отменяет потом надзорная инстанция, и так по кругу.
«Преследование журналиста недопустимо»
Разберем ситуацию с обвинением в «клевете» путем написания жалоб президенту.
Обращения к Президенту, как известно, содержат просительную часть. Звучит это примерно так:
«Прошу проверить доводы и в случае подтверждения принять меры». То же было в сообщениях, в подготовке которых заподозрили девушку (и от которых она отказывается). Лингвистическая экспертиза, которую провели сотрудники МВД Крыма, просительную часть исключила из анализа и выдала заключение, что в обращениях есть утверждения о нарушениях. Это дало основание следствию назвать "клеветой". Получается, что человек, написавший президенту просьбу проверить информацию о возможной коррупции, - становится «преступником»?!
«Может ли быть жалоба президенту стать поводом для возбуждения уголовного дела?»
Этот вопрос задали мне, как эксперту по журналистике, на суде, куда вызвали по просьбе Анну Гажалы. Ответ — конечно, нет. Главе государству кто только не пишет, включая провокаторов и неадекватных граждан. И никогда (!) еще не было такого, чтобы за сам факт обращения к нему кого-то арестовывали.
«Может ли журналист получать информацию от людей, которые добыли ее незаконным путем?»
Ответ — конечно, да. С кем только журналист не общается. Легендарный Гиляровский в процессе своих журналистских расследований добывал информацию для своих статей на Хитровке у матерых бандитов и убийц. Дело ли это его соучастником их злодеяний? Согласитесь, такое даже звучит абсурдно. Какие только документы нам не передают! Задача журналиста — все проверить и публиковать только правдивую информацию. Вот за придание огласке непроверенной ложной информации его можно наказать. А за что наказывать Анну, которая ничего не опубликовала после общения с Фатимой?
Вероятно, следствие поняло, что обвинение слишком странное. И решило усилить его. Анне вменили еще две статьи. Вот как отреагировал на это известный журналист Андрей Медведев:
«Давно слежу за делом крымской журналистки Анны Гажалы. И вот судебное следствие по делу о клевете стало подходить к концу, как Анне тут же предъявили новое обвинение. По статье о нарушении неприкосновенности частной жизни и доступа к базе с информацией. В чем суть? Пару лет назад девушка из другого региона написала журналистке о каких-то должностных нарушениях со стороны одной крымской чиновницы и приложила в подтверждение своих слов изображения документов.
Гажала ответила, что не понимает о чем идёт речь. Затем девушка позвонил Гажале, и сказала, что хотела, чтобы журналистка предложила редакции снять сюжет о проблеме. Анна ответила, что не видит в этом темы для федерального телеэфира, заниматься этой историей не будет. И всё. И вот спустя время, на основании этого теперь журналистке предъявляют новое обвинение. Дескать, журналистка вторглась в частную жизнь гражданина и именно она проникла в базу с компьютерной информацией.
Обосновывают такое обвинение просто - если несколько людей по мнению следствия могли быть причастны к совершению преступления (было оно или нет - это вопрос суда), то сам факт знакомства и общения хоть с одним из этих людей становится поводом. С моей точки зрения, это создаёт довольно дурной прецедент. То есть получается, что если журналист просто получил некую информацию и даже не воспользовался ей, это уже является основанием для того, чтобы считать его соучастником преступления. Или правонарушения.
Однако дело в том, что каждый из нас ежедневно получает десятки сообщений, писем. Там содержание бывает весьма специфическое. От жалоб на чиновников до шизоидной конспирологии и обещаний наслать порчу. И теперь что, получение письма с некоей информацией является фактором риска для журналиста? Очень и очень странная позиция. Я бы сказал, тревожная. Хотелось бы, чтобы Союз Журналистов высказал свою позицию по этому вопросу. И депутаты Государственной Думы».
Отреагировала постоянная комиссии СПЧ по правам человека в информационной сфере, которую возглавляет Павел Гусев и в которую входит председатель Союза журналистов России Владимир Соловьев, а также ряд журналистов-правозащитников (в их числе автор этих строк). Стоит привести наше заявление:
«Считаем недопустимым преследование журналиста лишь на основании чьих-то слов. К примеру, у следствия нет ни одного факта о написании Гажалой ни запроса на получение информации от других лиц по этому делу, ни редактирования каких-либо текстов, ни отправки текстов кому-либо, ни подтвержденных фактов сговора в составе группы лиц. Президент Владимир Путин неоднократно обращал внимание на необходимость развития активного гражданского общества. Также Верховный суд разъяснил, что критика чиновников не является преступлением. А, значит, получение информации о возможных нарушениях со стороны чиновников, а также обсуждение этого не являются преступлением.
Возникает также закономерный вопрос, каким образом обращение к Президенту, пусть и анонимное, с просьбой проверить изложенные доводы, приводит к уголовному преследованию, содержанию 7 месяцев под стражей и трем уголовным статьям? Мы настаиваем на передаче дела для независимого расследования в Москву, так как имеем основания полагать, что следствие ведется необъективно и с обвинительным уклоном».
