Баянист Айдар Гайнуллин стал жуком из повести Кафки, поразив Берлин

Столица Германии пережила музыкальную смерть насекомого

Всемирно известный баянист Айдар Гайнуллин перевоплотился в героя Кафки — он стал насекомым из «Превращения» (в этой повести Кафки коммивояжер Замза, проснувшись, обнаруживает, что превратился в чешуйчатое создание). Акция, которую наши журналисты устроили в Берлине, смешала литературу и музыку.

Столица Германии пережила музыкальную смерть насекомого

В воскресенье перекрыли пол-Берлина: утром начался всемирный марафон — сначала роллеры, затем велоколяски с ручным приводом, под занавес — бегуны, тьма-тьмущая. Впрочем, у нас, акционистов «МК», свой пробег. В полдень сели на скамеечках вокруг знаменитого фонтана «Нептун» близ Красной ратуши и Александер-платц, пришиваем к черной куртке черные воздушные шары — готовим костюм того самого насекомого из знаменитого «Превращения» Франца Кафки, написанного 105 лет назад.

За год до смерти 40-летний Франц был в Берлине вместе со своей возлюбленной 25-летней Дорой Диамант — и это был последний глоток счастья и свободы перед финальным приступом туберкулеза. Сшив костюм, мы ждем главного героя — мерзкого жука, муки которого музыкально и артистично нам разыграет великолепный баянист Айдар Гайнуллин, проживающий в Германии.

«На баховской токкате они всегда плачут»

Без десяти час появляется Айдар со своим другом Андреасом Биттером — везут инвалидную коляску и тащат баян, запарковав, бедняги, машину в трех километрах от центра (привет марафону). Заранее предупредили Гайнуллина, чтобы не брал самый дорогой из своих инструментов — прозрачно намекнули про яблоки и другие элементы общепита, которыми «нежданно-негаданно» могут швыряться в героя благодарные немцы.

Последние приготовления. Айдар примеряет шкуру жука, недовольный обилием шариков в местах, где проходит ремень от баяна. Предусмотрительно надевает на голову черную лакированную байкерскую каску и очки от солнца.

— А вот очки — лишние. Зафинтят в глаз яблоком, — предупреждаем музыканта с мировым именем, только отметившего свое 35-летие сольником в Берлинской филармонии — главном концертном зале мира.

— Эй, это не слишком ли, а? — вздрогнул Айдар, разглядывая пенопластовые фрукты, заказанные еще в Москве (мы-то сдуру полагали, что они легче настоящих, но из-за жесткой пленки при броске удар ощутим точно так же, — Авт.). Ради пробы Айдар запульнул яблоком в Андреаса, тот чуть не выронил баян.

Часы на Красной ратуше пробивают час. Пора. Акционист-мальчик водружает себе на голову черный помойный мешок с прорезью для лица, чтоб не задохнуться, к спине скотчем заматываем приглашающий плакат на немецком — «Schmeißt auf Ihn Äpfel. Wer selber keine Sünde hat!» («Швыряйте яблоки, если вы безгрешны»). Акционист-девочка берет большую корзину с двумя десятками яблок, на спине другой плакат — «Не надо денег!».

— Это почему ж не надо? — возмущается Айдар. — Хоть на дёнеры заработаем (немецкая шаурма). Кушать-то надо что-то?

— Обойдемся! У нас другие задачи.

А задачи такие: за час времени (если раньше полиция не скрутит) пройти — через музыкальные произведения и физические страдания — весь путь главного героя «Превращения», а это, как известно, единственный кормилец в большой семье — коммивояжер Грегор Замза, который «проснувшись однажды утром, обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое: живот разделили дугообразные чешуйки, а убого тонкие ножки беспомощно копошились перед глазами».

Коляска изначально была сугубо функциональным элементом: сесть и просто играть в Берлине без особого разрешения нельзя, нужно перемещаться, вот и решили калеку-жука снабдить транспортом. Полиция — метров за двести отвлекается на марафон, можно трогаться.

— Начинаем с органной токкаты ре минор Баха, — шепчем жуку.

— Согласен. Они как услышат ее — сразу плачут, пробирает за душу, — Айдар садится на коляску, заведомо широко разводя мехи для знаменитого громкого вступления — та-да-да-а...

Странная процессия начинает медленный путь вокруг фонтана «Нептуна»: впереди барышня-крестьянка с корзиной фруктов, затем коляска со странным существом в шариках и каске, ведомая человеком в черном мешке. Фигеющий народ рефлекторно тянется к селфи-палкам.

А на Вивальди жук озорно повис на потолке

Кто помнит «Превращение», тому ход с яблоками понятен — когда Грегор в образе насекомого наконец выбрался из своей комнаты и забегал по квартире, родным это показалось слишком, и «отец решил бомбардировать его яблоками: наполнил карманы содержимым стоявшей на буфете вазы и теперь, не очень-то тщательно целясь, швырял в сына одно яблоко за другим». Одно из них накрепко засело у Грегора в спине между чешуйками, и в итоге сгнив, привело к воспалению и, как следствие, мучительной смерти.

Но еще до преследования, несмотря на критический дискомфорт от лежания на спине и отсутствие аппетита, жук мог насладиться тем, что повисал вверх лапками на потолке... и эту тему краткого блаженства между сплошным трэшем Айдар проникновенно отразил, играя «Зиму» из «Времен года» Вивальди.

Как только Вивальди кончается, девушка-акционист предлагает двум бюргерам, распивающим пиво:

— Пожалуйста, вы можете бросить. Разрешите, покажу как (яблоко летит в Айдара. — Авт.).

Бюргеры сначала неловко, а потом и вполне прицельно попадают по плечу баяниста, а потом и по самому баяну. Чувствуется, люди уважают насилие в дозволенных масштабах.

— Послушайте, — в мольбе обращается Гайнуллин к нам, — нельзя ли, чтоб они швыряли в моего возницу в черном пакете на голове?

* * *

Народу постепенно прибавляется. Плакат о том, что денег не надо, оборачивает девушку вокруг талии, и слова do not need вдруг становятся не видны. Гуляющие, видя лишь знакомое money, одобрительно кивают, подходят к акционисту в мешке, протягивая по одному-два евро. Мешок препятствует к доступу в карманы рубашки, плакат сковывает брюки, складывать монеты приходится в ботинок.

— А я не хочу бросать яблоко, ведь написано о грехе, — возражает женщина.

— Вы читали Кафку? Там символом грехопадения отец бомбардировал сына, — говорят ей.

— Я боюсь причинить боль...

Но это — единичный случай. Остальные как ни в чем не бывало прямо или навесом запускают яблоком или пустой бутылкой из-под коки в процессию, вследствие чего на площади приходится устроить слалом, чтоб не наехать на всю эту дрянь (по рассказу — в комнате жука стали складировать все помои и непотребности). Айдар меж тем заводит De Profundis («Из глубины») Софии Губайдуллиной — весь путь насекомого от страстей до просветления...

— По существу, «Превращение» — очень глубокая новелла со множеством подтекстов, — скажет потом Гайнуллин, — но я считываю ее буквально: кормилец семьи, человек много зарабатывающий, в один момент стал никому не нужен. Жук — это символ. Или рак. Он мог заболеть онкологией: ощущения, полагаю, те же... и вот уже бывший колосс — немощный и одинокий. Все отворачиваются резко — и общество, и семья. А сам-то он что может сделать? Ни сил, ни денег, только одна большая ОБУЗА сплошными заглавными буквами. И только у гроба все с облегчением скажут — «отмучился, и слава богу».

* * *

...Берлин 1923 года хоть и стал для Кафки «сахаром», а не «ядом», но не мог не угнетать дикой картинкой Германии меж двух мировых войн — с зашкаливающим уровнем безработицы, инфляции, ростом экстремизма и насилия, угрозой скатывания нации к анархии.

Словно выкрики толпы и угрожающие газетные заголовки тех лет летят в Айдара то случайные, то прицельные яблоки пестрого люда, собравшегося на современной и шумной Александер-платц.

Особенно подростки с удовольствием подбирают фрукты с пола, довольные необычной оказией.

— А можно еще?

— А кидать можно только яблоки?

— Он что, настолько плохо играет?

Играет жук в этот момент вальс из сюиты «Ревизская сказка» Шнитке, этакий обнаженный сарказм в низких регистрах. При этом Айдар успевает, насколько позволяет кресло, комично уворачиваться от снарядов. Немцы внимательны к словам, сказанным и написанным, многие задумчиво останавливаются, желая объяснения действа.

Пусть убирается отсюда! — воскликнула сестра. — Мы должны избавиться от мысли, что это наш Грегор. Мы слишком долго верили в это, и в этом наше несчастье. Будь это Грегор, то давно бы понял, что люди не могут жить вместе с таким животным, как он.

«Полет над временем» и смерть

Акция приближается к своему финалу — ненужный никому жук должен был исчезнуть, согласно сюжету Кафки. Айдар аккуратно поднимается с инвалидной коляски, отталкивая ее ногой. Коляска с плакатом проезжает метр и падает. Сорванный от падения плакат несет ветром. Наш жук вместе баяном медленно оседает прямо на землю возле фонтана. Люди в легком оцепенении удивленно наблюдают, что будет дальше. Шарики мешают жуку свободно лечь на спину; отдельные лопаются. Наконец, Айдар ложится, водрузив баян на живот; заводит пластичную и виртуозную тему из «Полета над временем» — щемящего произведения современного финского композитора-аккордеониста Петри Макконена.

— Я первый раз в жизни играл лежа, — признается жук, — и это крайне трудно, ужасный костюм, чудовищно неудобный, эти шарики повсюду: невозможно мехи тянуть, тремоло извлекать. Регистры-то переключаются сверху подбородком, а у меня у шеи шар торчит! И сначала головой его отодвигаешь, потом только нажимаешь на клапан. Поиздевались надо мною вволю, друзья.

Даже велосипедисты, уже возвращавшиеся с медалями после марафона, неожиданно тормозят, увидев странную черную фигуру в каске, распластанную на земле.

— «Полет» — и если сидя играть, очень сложная вещь, а лежа так и вовсе замучился. Вы, главное, самому Макконену видео не показывайте (кстати, многие немцы после акции спрашивали, где можно музыку Петри скачать. — Авт.). Локоть упирается, мехи раздвинуть нельзя, приходится комбинировать. Но мне понравилось, несмотря на всю дикость акции. Думаю теперь внедрить этот прием в концертную практику, чтобы зрители смотрели на тебя, лежащего, сверху.

...Если вначале игры опус Петри чем-то напоминает классические хиты Вивальди, то к концу он заводится как юла, с невероятной скоростью и отчаянием. Две-три финальные трели, и «Грегор, как и вся его бывшая семья, тоже считал, что должен исчезнуть. Когда за окном все просветлело, он еще жил. Потом голова его помимо воли совсем опустилась, и он слабо вздохнул в последний раз. Служанка пришла рано утром; она решила, что жук нарочно лежит так неподвижно, притворяясь обиженным. Вскоре поняв, что произошло, она сделала большие глаза и присвистнула:

— Глядите-ка, оно издохло, вот оно лежит совсем-совсем дохлое!».

Руки Айдара одна за другой падают в стороны. Он не шевелится. Один из нас, акционистов, наклоняется над телом, взяв руку, чтобы прощупать пульс. Жука не стало. Над Александер-платц повисает пауза. На Красной ратуше пробивает колокол: два часа дня. Наконец, к телу нетерпеливо подходит девочка с яблоком:

— Можно мне уже бросить в него?

«Не выкидывайте афишу вашего шоу! Я сохраню на память!»

Когда Айдар встает, обстановка несколько разряжается.

«Как только служанка избавилась от тела Грегора, вся семья покинула квартиру, решив себе устроить выходной: поехали кататься на трамвае за город. Вагон, в котором они сидели одни, был полон теплого солнца. Счастливые, они обсуждали виды на будущее, каковы, при ближайшем рассмотрении, оказались совсем не плохими...».

— Какое счастье, что не было полиции, — говорит наш жук, прокалывая шарики ключом от машины, — все-таки на подобные вылазки надо заранее брать разрешение.

Мы разоблачаемся, скидывая с себя черные мешки и плакаты. К Гайнуллину подходит парочка: он весь в татуировках, она стильно одета.

— Это просто волшебство, а не музыка, — восклицает парень на русском, хотя и с легким акцентом, — можно где-то послушать вас? Может, в соцсетях или на дисках?

Слово за словом, оказывается, что это русская семья, живущая в Гамбурге, приехала на уик-энд в Берлин; девушка — звукорежиссер в немецкой компании, парень — мастер по тату. Но самое удивительное, что он родом из Чувашии, из Батыревского района, оттуда же, откуда родители Айдара...

— И вот так угораздило: всем надо было встретиться в Берлине! — улыбается молодой человек. — Если захотите татуировку в виде жука, живого или мертвого, — всегда обращайтесь.

Один из акционистов складывает плакат «Швыряйте яблоки!» и тащит его к ближайшей урне. Ватман не запихивается в узкую щель, приходится толкать. В эту же секунду подбегает пожилой, интеллигентного вида немец, размахивая руками:

— Нет-нет!

Акционист рефлекторно выдергивает ватман, думая, что нельзя класть такие большие листы в обычную урну.

— Дайте, пожалуйста, мне, — неожиданно попросит интеллигент, — как называется ваше шоу? Качество музыки исключительное.

— Да, собственно, шоу это сложно назвать. Мы решили проиллюстрировать музыкально жизнь и смерть коммивояжера Грегора Замзы, превратившегося в насекомое.

— А мы с женой хотим дома почитать ваш плакат и подумать над ним: «Швыряйте, если сами свободны от греха». Свобода от греха. Это же библейская тема. И эти яблоки, лежащие повсюду. А я недавно как раз над этим размышлял... потому что время мое приближается. Отличная эпитафия.

* * *

— Я хочу призвать всех быть терпимее хотя бы к своим близким, — говорит Айдар, — я-то взял и спокойно встал с инвалидной коляски, но посмотрите вокруг — сколько здесь реальных колясочников, и далеко не всегда вместе с ними есть сопровождающие. И это богатейшая страна Европы. Пусть не смерть немощных родных делает нас свободными, развязывая руки и понуждая кататься на трамвае от счастья в солнечный день, а наше неравнодушие станет непоколебимым синонимом личной свободы, чтобы впредь не пришлось швырять яблоки на главной площади...

Ян СМИРНИЦКИЙ, Ксения КОРОБЕЙНИКОВА, Берлин

105-летию "Превращения" Кафки посвящается: "Смерть жука в центре Берлина"

Смотрите видео по теме

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27215 от 28 сентября 2016

Заголовок в газете: Берлин пережил смерть насекомого

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру