Вроде ты в Москве — но, протиснувшись через кособокую калитку, ты попадаешь в настоящую болдинскую осень. Запах прелой листвы и дыма, древние липы и яблони, потемневший от времени, но уютный деревянный дом с высоким крыльцом. Это дом, которого нет, — так его называют местные жители, всего шесть семей.
А более века назад в этом доме располагалась дача первого председателя Государственной думы Сергея Муромцева. Здесь гостил Иван Бунин, здесь он влюбился в племянницу Муромцева Веру. Потом в доме устроили школу, а когда школу перевели в другое здание, дом превратился в жилой фонд. Сейчас дом не значится ни в каких городских списках и постоянно попадает под угрозу — то сноса, то передачи его под стоянку уборочных машин парка “Царицыно”… К примеру, семья Болдыревых живет здесь с 1938 года. А теперь в суде регулярно защищает свое право на проживание и возможность ухаживать за уникальным историческим памятником. Здесь бывали художники Илья Глазунов, Константин Васильев, скульптор Клыков, с 1973 года постоянным гостем дачи стал писатель Венечка Ерофеев.
Обитатели дома, много лет заботящиеся о нем, устроили там народный музей. Его экспонаты связаны со знаменитыми гостями.
В день рождения автора бессмертной повести “Москва—Петушки” на дачу съехались члены Союза литераторов, друзья дома, последняя любовь писателя Наталья Шмелькова, его невестка Галина. Среди вековых лип на прищепках развешаны уникальные архивные фото Ерофеева.
— Он был гением — и во всем, — рассказала “МК” Галина, жена сына Венедикта Ерофеева. — Даже в том, как он выращивал огурцы на балконе и хотел, чтоб они сразу были непременно солеными. Человек с очень сложной, тяжелой судьбой — и все равно не терял чувства юмора. Это очень видно по дневникам. Сейчас я передаю в музей дачи Муромцева свои экспонаты — ксерокопию фрагмента черновика рукописи “Василий Розанов глазами эксцентрика” и фрагментов дневника. Все это было написано именно здесь, в Царицыне. Он здесь скрывался! Его в 73-м году опубликовали в Израиле, выгнали с работы — он занимался в тот момент монтажом кабельных линий. У него был просрочен паспорт — паспорт выдавался на 10 лет. Уволили по статье. Я видела в трудовой книжке запись: “Уволен по 31-й статье”. Он скрывался в Мышлине, из Мышлина в Болшево, из Болшева в Ильинку, из Ильинки в Москву, из Москвы в Царицыно. Здесь рядом стоял флигель, давно сгоревший. Ерофеев забирался через форточку в этот флигель и ночевал под матрасами даже зимой, чтобы никто его не видел. То есть человеку просто негде было переночевать. Ведь какие были времена: два месяца не работаешь — уже статья. Паспорт просрочен — еще статья. В армии не служил — еще статья.
— А какие еще вещи Ерофеева остались у вас и у вашего супруга, сына писателя?
— У меня висит его пиджачок. Приемник. Графинчик, чашечка, письменный прибор… Все это храним дома.
