Валерия Ахадова называют режиссером “женской темы”.
В его спектаклях и фильмах играли звездные женщины с сильными характерами: Маргарита Терехова, Татьяна Васильева, Любовь Полищук, Ирина Купченко, Наталья Гундарева, Ирина Розанова. Всех и не сосчитать, как говорила тетушка из Бразилии, где много-много диких обезьян.
Он — единственный российский режиссер, у которого дважды снялась французская звезда Анни Жирардо. Это телефильм “Руфь”, где у нее главная роль, и небольшая, но значимая в “Свободной женщине”, недавно показанной по телевизору.
И, что интересно, продолжение фильма не заставит себя долго ждать...
— Я должен относиться ко всем, с кем работаю, так, как хотел бы, чтобы относились ко мне. Было бы очень хорошо, если бы меня любили, но если нет, хотя бы уважали как режиссера. Актер такой же творец и, если чувствует искреннее к себе отношение, открывается. Он видит — ты его слышишь, и начинает слышать тебя.
— Ну есть же бяки!
— Я не встречал. И вообще, чем выше классом актер, тем легче с ним работать. Важно почувствовать друг друга в человеческом плане. Если удается, тогда все пойдет.
— Первым Жирардо снял Сергей Герасимов в “Журналисте”. Но там у нее небольшой эпизод, а было это вообще в прошлом веке. У вас задача была посложнее. Чем вы ее заманили?
— Когда актрисы переходят в определенный возраст, для них специально мало кто пишет. А тут хороший сценарий, героиня — француженка. Потом, как выяснилось, у нее в тот момент был тяжелый период — умерла мама, преследовали неудачи. И она рискнула. Собственно, мы и не думали приглашать французскую актрису. Времена были сложные — 88-й год. Валюты не было ни у кого. Но мы рискнули. А вдруг? Нашли ее агента, отправили краткое содержание. Идея ей понравилась. А потом был долгий мучительный поиск денег. Все-таки нашелся один немец, который до этого никогда не занимался кино, он и дал.
В аэропорт, когда она прилетела на съемки, мы подогнали “Чайку”. Звезда же едет! Заказали лучшие апартаменты в гостинице “Советская”. Боялись услышать: “Со мной гример, служанка, костюмер”. Она прилетела одна. Спрашивает: “Где тот дурак, который меня пригласил?”. Признаюсь: “Это я”. И слышу в ответ: “А я та дура, которая согласилась приехать!” Человеческий контакт возник сразу, и работа пошла.
У картины странная судьба — в эфире ее показали всего раз в неудобное время. Началась перестройка, люди следили за другими событиями. Потом, когда страна развалилась, выяснилось, что она никому не принадлежит, лежит где-то в Гостелерадиофонде, и мы не можем ее оттуда вытащить. У меня копии даже нет. Мне единственный раз удалось вывезти ее на фестиваль русского искусства в Канны. В это время Анни снималась в “Пианистке”, приехать не могла. Я так боялся — лето, Канны, люди на пляжах, а тут серьезное кино. Но картина прошла очень хорошо. Я был удивлен. Французские критики высоко оценили ее работу. Там и наши артисты замечательно сыграли: Ира Муравьева, Паша Семенихин, Алексей Петренко. Показать бы ее на канале “Культура” или в ночное время, ведь многие слышали, да мало кто видел.
— На этом ваши человеческие и профессиональные контакты не закончились.
— После премьеры “Руфи” в Ленинграде и Москве мы полетели с Анни в Душанбе и попали прямо на войну. Это нас еще больше сблизило. А когда я переехал с театром из Душанбе в Магнитогорск, позвал Анни восстановить ее моноспектакль “Мадам Маргарита”. Ведь наш зритель ни разу не видел ее как театральную актрису. Она выступила в Магнитогорске, Челябинске. Потом я предложил ей сыграть в Москве. “Позовешь Горбачева? — спросила Анни. — Тогда сыграю!” А у меня однокурсник по МГУ работал у него в фонде. Позвонил ему, и получилось. Горбачев пришел с женой и дочкой. Спектакль ему понравился. Анни была в восторге. Она его очень уважает, в книжках о нем писала.
— Вы недавно были в Париже. Удалось встретиться с Анни?
— Так для этого и позвали. На французском телевидении есть передача очень рейтинговая. В студию приглашают популярных людей и устраивают им сюрпризы. В нашем случае таким сюрпризом для Анни были я, оператор фильма “Руфь” Игорь Бек и Михаил Горбачев. Как мы прятались от нее целый день! На передачу я привез пленки, где мы с ней репетируем на каком-то металлургическом заводе, фрагменты из “Свободной женщины”.
Анни — человек верный. У нее было мировое турне с “Мадам Маргаритой” — 242 спектакля в течение года, когда я позвал ее прилететь на три дня и сняться в “Свободной женщине”. Продюсеры не отпускали — мало ли что в этой России может случиться. Но она послала их к черту и прилетела, даже не читая сценария. Роль у нее там небольшая, но значимая. Она сыграла учительницу фламенко — гуру для молодой девушки, героини фильма. Это мелодрама. История суррогатного материнства. Девушка ради своего любимого, чтобы заработать деньги, пошла вынашивать чужой плод. Естественно, фильм про любовь. У меня всегда про любовь.
— Говорят, уезжая со съемок, Жирардо сказала: “Я снялась у Ахадова в двух фильмах, а Бог любит троицу. Значит, обязательно будет третий”.
— Да, я уже работаю над продолжением. К первым четырем прибавится еще восемь серий. Я ей об этом на той телевизионной передаче и сказал. Мы с ней уже повязаны не просто как актриса и режиссер, а как люди. Она знает, я ее не подставлю под какую-нибудь ерунду. А что касается гонорара, я ставлю ее в известность: бюджет маленький — и просто прошу. Анни соглашается: “Черт с ним, деньги в другом месте заработаю”. На Западе звездные актеры нередко соглашаются работать без гонорара, только за процент с дохода, если им нравится сценарий и роль. Уверен, если сейчас нашлась бы замечательная роль для Николсона, например, с ним можно было бы договориться. Для этих людей нет проблем с жизнеобеспечением, они будут считать это актом благотворительности. Они же кидают деньги на разные благотворительные акции: антиспид, беженцы, больные дети.
— Из Парижа вы прямиком полетели в Архангельск на фестиваль телевизионного кино “Сполохи”, где вам вручили приз как лучшему режиссеру за “Подмосковную элегию”. Мне понравилось, как вы отреагировали: “Классно судят эти ребята!”.
— Человеку по большому счету немного надо. Иногда сделаешь работу, и она нравится не только тебе, но и кому-то еще, кого ты ценишь, любишь, уважаешь, взгляды которых тебе близки. И кажется, что ничего-то тебе и не надо больше. “Подмосковная элегия” — моя предыдущая работа. И если в “Свободной женщине” я сознательно взял молодых и пока мало известных актеров, то в “Элегии” состав звездный: Михаил Ульянов, Ирина Купченко, Светлана Немоляева, Виктор Сергачев. Но с картиной тоже получилось неудачно. Ее показывали в то время, когда была эта дикая футбольная драка в центре Москвы. Я сам не видел — дети где-то гуляли, я волновался, искал их.
— В основе сценария “Подмосковной элегии” пьеса Михаила Козакова. Она была написана специально для вас?
— Нет, Козаков сам хотел ставить и играть, наверное. Я бы никогда не смог пробить такой проект. Он совершенно нерейтинговый. Что называется — семейная история. Когда я впервые ее прочел, удивился: разве можно в одной пьесе написать про все. Все, что можно, все вылил. Но на самом деле мы так и живем — все у нас в куче. У деда в исполнении Михаила Ульянова, крепкого настоящего мужика, внук — гомосексуалист. И ему сложно это воспринять. По его понятиям, это жизненная катастрофа. В пьесе погибает отец парня, у меня в фильме сам парень.
— Почему? В таком выборе можно усмотреть определенную позицию.
— Я не собираюсь никого воспитывать или учить жизни. Всегда так было: человеку инакомыслящему, инакоживущему — сложно. Но дело в другом. В этом парне чего-то нет. Неживучий он какой-то. Даже домашние его не понимают. А что может быть ближе семьи! У него стрессовый момент, ему показалось, что жизнь его обманула. Не только в этом, а вообще. А вам показалось, что это неправильно?
— Сразу после просмотра — да. Но сейчас склоняюсь согласиться с вами.
— Его история не связана в буквальном смысле с его ориентацией. Он как Треплев в “Чайке”. Таких людей всегда смерть находит — не так, так эдак. Я, когда ставил пьесу, просил актера, играющего Дорна, смотреть на Треплева как патологоанатом. Он вроде и живой, а у тебя ощущение, или в какой-то момент тебе кажется, что ты его режешь. Есть такие люди. У Герца Франка, замечательного латышского документалиста, есть теория виктивности. Согласно ей одни предрасположены быть преступниками, другие — жертвами. И Треплев, и этот парень — жертвы.
— Вот и до больного добрались.
— Ой! Театр — боль моя. А все быт. Приходилось несколько раз начинать жизнь заново. Жил в Душанбе, потом в Магнитогорске, теперь вот в Москве. Седьмой год уже пошел, хотя Москва мой родной город — здесь родился, почти все детство прожил. Очередной город, и все с нуля. Приходится думать о материальных вещах. Квартира у меня маленькая, семья большая. Конечно, ради театра я бросил бы все, а кино снимал бы иногда. Я театром-то занялся, потому что Чехова страшно люблю. У него нет больших событий, крупных драматургических поворотов, но есть нюансы, внутреннее напряжение, что связывает людей, что их разрывает. Для меня это ценно. Я должен до конца своей творческой жизни поставить всего Чехова. Я ставил “Чайку”, “Вишневый сад”, следующий точно будет “Дядя Ваня”, “Три сестры”. “Иванова”, честно говоря, пока не чувствую до конца. Руководители театров сами ставят Чехова, Мольера, Шекспира, а приглашенный режиссер должен сделать нечто эдакое, чтобы завлечь публику. Меня постоянно приглашают московские театры, но на постановку. Или, скажем, увидели где-нибудь твой спектакль, зовут сделать то же самое у них. А я этого не люблю. Вот и работаю пока в антрепризе. Бурно идет “Искушение” с Полищук, Безруковым, Щербаковым. Представлений двести уже отыграли “Все, все, все...” с Васильевой и Гаркалиным, который почему-то получил скандальную известность. У Яновской в ТЮЗе поставил французскую комедию “Публике смотреть воспрещается”, на Кипре — “Чайку” и “Маленькие трагедии” на греческом языке, в Уфе — “Без вины виноватые”. Вообще, мне не важно, где работать. В провинции тоже есть замечательные артисты. У меня есть конкретное предложение на постоянную работу в хороший московский театр. Я пришел к ним, плачу, но не могу пока сказать “да”. Потерпите, говорю, хотя бы годик, вот квартиру куплю.
— Свою любовь к Чехову вы доказали не только тем, что ставили его пьесы, а тем, что являетесь отцом трех дочерей.
— (Улыбается.) Три сестры... Тахмине 33 года, Джамиле 30 лет, Нигине — 20. И внуки есть. И ответственность перед ними есть. Надо и халтурой не заниматься, и в то же время их поддерживать, помочь встать на ноги.
— Ваш фильм “Женщин обижать не рекомендуется” только своим названием ложится на душу прекрасной половине.
— Это не я придумал, а сценарист Валентин Черных. Я-то был против. А согласился после одного эпизода. Подхожу как-то в бюро пропусков на “Мосфильме”. Спрашиваю, есть ли заявка на меня на фильм “Женщин обижать не рекомендуется”. Они давай расспрашивать, кто я такой да какое отношение к этому имею. Говорю, что режиссер. “Ай, ой! Как интересно! Будем ждать с нетерпением вашу картину!” Вот, думаю, Черных попал с одного названия.
— Кто из молодых режиссеров вам интересен?
— Игорь Серебрянников. Я такое сделать не смогу, но мне это нравится. И картина его “Дневник убийцы” понравилась. Когда на комиссии мы рассматривали проекты на господдержку, я поддержал его. Другого с таким же сценарием я, может, и не поддержал бы, но, зная, кто это будет делать... Он — бесспорно одаренный человек, и дай бог ему. Мне не важно, про что фильм, важно, чтобы меня зацепило. У Янковского меня зацепило “В движении”. Он хочет рассказать про то, что он знает, а я нет. Кто-то должен начинать рассказывать про время, в котором мы живем. Люблю картины Тодоровского-младшего, Димы Месхиева. Просто жду их.
— А сами про большое кино думаете?
— Я начинал с телевизионного кино “Кто поедет в Трускавец?”, а не с большого, как вы выражаетесь. Очень жалею, что наши сериалы не снимают по большой литературе. Вот Бортко поставил “Идиота”. Правильный ход. И денег это стоило. Думаю, как только будут деньги, сериалы придут к хорошей литературе. Если покопаться, можно найти интересное и в русской, и в советской литературе. Я надеюсь после “Свободной женщины” взяться за большое кино. Называется “Феличита”, сценарий Олега Антонова. Кстати, по его же сценарию Худойназаров снял “Шик”. Хороший парень, очень способный драматург. Запомните это имя.
— Валерий Бакиевич, расслабляться умеете?
— Нет. Я не пью, вот беда. Нормальный человек пришел, рюмочку коньяка и спать. А я... Вот курю. Ничего хорошего в этом нет. Лучше бы выпивал... Немножечко.
