И. о. президента Абхазии Александр Анкваб в минувшую субботу стал полноценным главой государства. Он выиграл выборы в первом же туре, получив 54,9% голосов. Его основной соперник, премьер-министр полупризнанной республики Сергей Шамба довольствовался 21% голосов.
Что это значит для России? С одной стороны, ничего особенного. Абхазия как была, так и останется в орбите российского влияния. С поправкой на растущее — медленно, но верно — влияние Турции, которая хочет стать региональной державой и скорее всего ею станет. А абхазская диаспора в Турции неизбежно явится проводником такого влияния. Но так было бы при любом президенте Абхазии.
Тем не менее победа Анкваба должна восприниматься политтехнологической машиной официальной Москвы с привкусом легкой горечи. Ведь Кремль долгое время не скрывал своих симпатий к Сергею Шамбе. Хотел, чтобы именно абхазский премьер, бывший министр иностранных дел, выиграл президентские выборы. И как мог помогал Шамбе.
Например, незадолго до выборов в российских СМИ появился полузабытый Богом бывший министр обороны Грузии Тенгиз Китовани, который рассказал, что Александр Анкваб в ходе грузино-абхазской войны начала
Правда, в последние недели перед выборами пришлось смириться с неизбежной (по рейтингам) победой Анкваба и сделать вид, что поддерживают и его тоже, но, как говорится, осадок остался.
Россия в очередной раз вынуждена признать, что хоть Абхазия (как думают во всем мире) от нее зависима почти на 100%, своего президента Кремль назначить в Сухум не может. Причем выборы президента Абхазии российское начальство не выигрывает во второй раз за последние 7 лет. Первый раз случился в 2004 году: Кремль неистово поддерживал тогдашнего вице-президента Рауля Хаджимбу и воевал с победившим в конечном счете Сергеем Багапшем. Я помню, что тогда Багапш, будучи кандидатом в президенты, не смог даже провести в Москве ни единой пресс-конференции: все площадки, запуганные официальными и полуофициальными лицами, в последний момент ему отказывали. Но Багапш выиграл — и России пришлось иметь дело именно с ним.
Но что это я все про Абхазию. Ведь если проанализировать историю демократических (и даже полудемократических) выборов на всем постсоветском пространстве с момента прихода Владимира Путина к власти (2000 г.), то выяснится: ни один политик, на которого делала ставку Москва, не выиграл. Проиграли все. А с ними — и пресловутая политтехнологическая машина Кремля, которая беспричинно привыкла собой гордиться.
Начнем с Южной Осетии — страны, которая еще более зависима от России, чем Абхазия (здесь нет ни выхода к морю, ни потенциального турецкого противовеса Москве). В 2001 году Кремль поддерживает экс-президента Людвига Чибирова — выборы выигрывает оппозиционер Эдуард Кокойты.
Приднестровская Молдавская Республика (ПМР) — непризнанное государство, где на Россию большинство населения разве только Богу не молится. На выборах-2001 Кремль ставит на главу администрации города Бендеры Тома Зеновича, а уверенно побеждает бессменный президент Игорь Смирнов.
Перейдем к государствам более крупным и совершенно признанным. Вот, например, Молдавия. В 2005 году РФ-власть играет против молдавских коммунистов и их лидера Владимира Воронина, продвигая некую наспех слепленную партию «Патрия-Родина» (ее социальная база — гастарбайтеры, окормляющиеся в России). Результат: безоговорочная победа коммунистов.
В 2009 году наши боссы, напротив, ставят исключительно на Воронина и Ко. Итог: победа оппозиционного «Альянса за европейскую интеграцию», драматическое поражение коммунистов.
2010 год: после внеочередных парламентских выборов Кремль, чтобы не пустить обратно к власти все тот же «Альянс за европейскую интеграцию», всеми фибрами души лоббирует коалицию коммунистов и Демократической партии, возглавляемой бывшим соратником Воронина Марианом Лупу. Надо ли говорить, что российский проект проваливается, и у власти остается все тот же проевропейский «Альянс», без малейших признаков коммунистов.
Наконец возьмем главную кремлевскую любовь и боль — братскую Украину. На президентских выборах-2004 РФ открыто и яростно поддерживает Виктора Януковича. Владимир Путин (тогда — Президент России) дважды преждевременно поздравляет его с победой. Поскольку случилось это в дни смерти палестинского вождя Ясира Арафата в парижской клинике, славянское сознание немедленно родило политический анекдот: «Путин в
Я уж не говорю о многочисленных неудачных попытках куда-то сплавить заклятых друзей Кремля типа Александра Лукашенко и Михаила Саакашвили.
В общем — сплошная засада, куда ни кинь, всюду клин.
Похоже, в этом году Кремль собирается влезть еще в несколько авантюр с возможным сомнительным финалом. Одна из них — поддержка Шамбы в Абхазии — уже стала фактом доказанного поражения. Впереди — многострадальное Приднестровье, где на грядущих в конце года президентских выборах наша власть почему-то решила поддержать самого хилого кандидата —
Спрашивается: почему так всегда получалось и получается? Ведь у России на всем протяжении постсоветского периода оставались огромные, эксклюзивные ресурсы влияния на сопредельные государства: экономические, политические, интеллектуальные. Да и остаточное уважение к имперской метрополии никуда не исчезало даже у самых, казалось бы, неприкрытых противников России. Возьми самого завзятого украинского националиста-западенца, и он тебе враз объяснит, что Россия — великая сила, которая только и способна, по большому счету, править миром.
Так получилось и получается по нескольким причинам.
Во-первых, потому что технологии «суверенной демократии» не работают в условиях демократических выборов. Других же технологий кремлевские политпорученцы просто не знают. Им кажется: вот мы 100 раз позвоним, 200 раз надавим, возбудим 300 уголовных дел — и результат выборов сложится, как уютный карточный домик. А в ситуации, когда гражданам самим дано и доверено выбирать, кто будет ими править, вся эта байда не работает. Постсоветские люди тянут руки к демократии.
Но главное — это во-вторых. Всякая страна может стать центром притяжения для соседей, близких и далеких, если она создает притягательные для этих соседей образцы. Опять же: политические, экономические, социальные, интеллектуальные, технологические.
После распада СССР Россия могла бы интегрировать союзные республики в сферу своего исключительного влияния. Если бы предложила образцы, которые для этих республик стали бы по-настоящему привлекательными. Например — дала бы альтернативу и евроатлантической интеграции, и китайской экспансии. Или, наоборот, — возглавила бы движение экс-советских стран в Евросоюз. Как самая свободная, прогрессивная, демократическая республика бывшего СССР.
Но ничего этого, увы, не произошло.
Единственный образец, который РФ смогла и захотела предложить постсоветскому миру, — это тотальная коррупция. Конечно, в бывшем СССР много махровых коррупционеров, любящих извлекать многомиллиардные доходы из сановного положения. Но только модель экономики РОЗ (Распил, Откат, Занос), помноженная на тухлый авторитаризм, который способствует выдвижению наверх самых серых и тусклых, — ни в коем случае не может стать мечтою народов. Многие хотят жить в Европе и как в Европе — но не на ее бесперспективной, подслеповатой окраине.
Потому бывший СССР отталкивается от сегодняшней России, а не приближается к ней. Наши собратья, даже тысячу раз зависимые от нас, не хотят больше кремлевской милости-ласки. Они ищут иных центров притяжения, из которых главным остается — Европа.
Так будет и впредь. Пока мы сами, внутри себя, не построим государство, которым сможем гордиться.
