Кого ни спросишь — всем жалко Шурмана. Хотя грабителей положено не жалеть, а, наоборот, презирать и ненавидеть. Но Шурмана почему-то хочется пожалеть.
Был бы он профессиональным бандитом, который всю жизнь так живет: украл, выпил, в тюрьму, — мы бы, конечно, его презирали. Но он-то нормальный, порядочный человек. Десять лет отработал инкассатором, в снег и в дождь возил чужие деньги, рисковал собой.
Никаких преступных наклонностей, наоборот, достойный муж и отец. Жене вон сразу забросил десять “лимонов”, чтоб не бедствовала, пока он будет гаситься.
Так хорошо все продумал: подельников организовал, землянку отрыл, консервы туда натаскал. Проявил выдержку, дождался, когда на кону будут реальные бабки — четверть миллиарда. С коллегами договорился по-хорошему, никого не убил, не ранил.
Мне почему-то кажется, они с ним в сговоре были — эти двое инкассаторов, которых он запер в машине в лесу. У них ведь тоже имелось оружие. Могли бы сразиться с Шурманом на равных. Но не стали же. И правильно, что не стали. Зачем?
Здесь же не Великая Отечественная война за Родину. Здесь просто чьи-то деньги, принадлежащие каким-то неизвестным людям, доставшиеся им каким-то неизвестным образом.
Двести пятьдесят миллионов рублей — по нынешнему курсу примерно восемь миллионов долларов. Для олигархов уровня Абрамовича или Дерипаски — не такая большая сумма. Да и не только для олигархов.
В стране вообще-то полно миллионеров. Они не светятся, их мало кто знает по фамилии. Но на улицах можно увидеть их навороченные автомобили, в клубах — их раскайфованных деток, услышать по радио предназначенную им рекламу: “Коттедж в Подмосковье всего за миллион долларов, купите прямо сейчас”.
Для кого такая реклама? Не для нас же, правильно?
Но раз ее крутят по радио — значит, аудитория есть. Множество самых невероятных людей действительно могут себе позволить коттедж за миллион долларов. Откуда у них такие деньги? Да оттуда же, откуда Шурман хотел взять. Одни их присвоили, когда шла дележка социалистической собственности, другие сколотили свои состояния позже, на чиновничьих должностях, собирая откаты, а третьи отняли по-хитрому куски у первых и вторых.
Шурман хотел сделать то же самое. Поучаствовать по-своему в общей игре. Откусить от пирога.
Конечно, если бы вся наша государственная система была чиста, справедлива и бескомпромиссна, он не вызывал бы сочувствия. Он бы казался изгоем, редкостным негодяем среди честных людей, никогда не зарящихся на чужое. Но нет ведь у нас этого.
Общество делится на две неравные категории. Первой категории разрешается воровать. Второй — нет. Первая категория богатеет и кичится богатством. Вторая — беспросветно вкалывает всю жизнь за зарплату и не имеет никаких шансов выпрыгнуть — перебраться в первую.
Она все видит и понимает, эта придушенная вторая категория. Никаких тайн. Все говорят: опостылели, супостаты. Но ничего не делают, чтоб изменить ситуацию. А Шурман сделал. Пошел и забрал.
А мы тут за него болели. Кричали: “Давай, давай!”
Но он, видите, не смог. Не выпрыгнул. Потому что не профессиональный бандит. Благородство подвело. Надо было скрыться по-тихому, исчезнуть, чтоб даже для жены была полнейшая неожиданность. Денег ей не оставлять и не говорить, где будет прятаться. В таких делах никто не должен знать, где убежище, ни один человек. Отсиделся бы в лесу до холодов, потом тихо ушел бы. Новый паспорт, пластическая операция — с такими деньгами он что угодно мог сделать. А через пару лет, когда все улеглось, забрал бы жену с детьми.
Вместо этого он посвятил ее в свои планы. Ну и она, конечно, сдала его милиции. Там вариантов не было. Ее катком бы раскатали за такие деньги.
Теперь-то уж, конечно, ничего не исправишь. Лет восемь, наверно, дадут.
Эх, жалко Шурмана. Хоть один пожил бы по-человечески.
