— Прошло три месяца, как вы стали директором. Как раз время “на осмотреться”.
— У меня нет опыта музейной работы, но есть ощущение, что я дома; а пришла с намерением развить Муар в музейный комплекс мирового класса, удастся или нет — покажет время. Ближайшая задача — сплочение коллектива. Ведь музейные люди — такая же неотъемлемая часть Муара, как и его коллекция. Замени всех завтра на “молодых активных менеджеров” — тут же все пропадет. Не только музейная квалификация, но и этика формируется годами. Этот труд незаметен, низкооплачиваем, это деятельность интровертов — они берегут, учитывают, изучают...
— Но зарплаты…
— Буду биться за их повышение, уверяю, Давид пытался эту задачу решить, но ему, как и сейчас мне, отказывали в повышении фонда зарплаты, ссылаясь на отсутствие оснований. Этот фонд формируется по ряду критериев: посещаемость, состояние коллекции, условия хранения. А как все это обеспечить, не имея средств на развитие? Замкнутый круг. Мы оказались в патовой ситуации, когда филиал музея в Донском монастыре был в одночасье эвакуирован в наше основное здание на Воздвиженку. Это огромные фонды — фрески Калязинского монастыря, модель Большого Кремлевского дворца Баженова, купола церквей, скульптура… Куда это богатство девать? У музея отобрали 6000 кв. метров! Правительство Москвы обещало их компенсировать. Этого до сих пор не случилось. То есть, сначала нас лишили возможности нормально работать, а теперь наказывают за это рублем, как двоечников, которые отстают по всем показателям.
— Истории с Донским — уж 20 лет в обед; могу представить ваше отношение к нынешней “волне” передачи Церкви ее бывшей собственности…
— “Не свое” надо возвращать. Но в нашем случае так вышло, что исправление одной исторической несправедливости тут же породило другую, не менее драматичную. И пока обещание о компенсации квадратных метров не будет выполнено, лучший по составу фондов архитектурный музей мира будет на грани закрытия из-за вынужденного нарушения всех норм и правил.
Россия... и без провинции?
— Вот лично вас удовлетворяет, как развивается сегодня Московский регион?
— МКАД — не граница. Москву нельзя рассматривать отдельно от Московской области, которая всегда разумелась как экологический резерв. Став независимым субъектом, МО начала самостоятельно распоряжаться земельными ресурсами. И сейчас происходит гиперинтенсивная урбанизация области. Причем строительство подходит вплотную к водоемам. Пролоббирован закон о сокращении санитарной зоны от уреза воды. Пятно городской застройки расползается далеко за пределы МКАД, город как бы плывет. Идея, заложенная в московском Генплане 1971 года о зеленых клиньях, которые войдут из Подмосковья в город, перечеркнута неумелым обращением с инвестициями.
— Часто архитекторы поговаривают о переносе столицы куда-либо как о разумном шаге. Сколь уместно вести подобные разговоры, ведь они почти несбыточны? И возможно ли в будущем побороть предельную централизацию РФ, имея на руках лишь утопичные проекты Михаила Хазанова?
— Да, есть футуристический проект Хазанова, предлагающий формирование линейного города МоскоПит между старой и новой столицами с правительственным центром в Бологом. И такие проекты, несмотря на утопичность, необходимы! Ведь если архитектор решает только сиюминутные задачи, общество никогда не сформулирует мечту о будущем. В этом смысле проект децентрализации России “Линия-2100”, подразумевающий формирование энергетического русла через всю страну и системы расселения “без провинции”, по-моему, вполне мог бы стать российской национальной идеей, которой, как мне кажется, сегодня нет, что лишает людей ощущения перспективы в их жизни, порождает недоверие и к настоящему, и к будущему.
— Рассказ о “Линии-2100” требует отдельной статьи, а что делать сейчас?
— В качестве позитивной программы “на сейчас” я бы предложила: наложить мораторий на снос исторической застройки в пределах Садового кольца, ограничить там движение, для чего уместно вспомнить лондонский опыт (платный въезд). Далее — в идеале вывод из Кремля правительства куда-нибудь поближе к “Шереметьево”, вслед за чем туда потянутся администрация и все организации, душой и телом тяготеющие к верховной власти, а таких легион. Исторический город Москва должен развивать жилье, культурные, общественные и туристические функции и связанное с ними обслуживание на самом высоком уровне. Такой путь позволит сохранить остатки нашего города как уникального и неповторимого явления.
— Ну да, зачем едут иностранцы к нам? В городе Великий Устюг они хотят видеть уцелевшие церкви на берегу Сухоны, в Костроме — деревянную, увы, разрушающуюся неумолимо застройку конца XIX века, но… непростое это дело сохранять прежнюю жизнь. Тем более когда в голове лишь деньги.
— Верно, историческая застройка ветшает, и есть очень удобная позиция коммерческих застройщиков: давайте снесем все это гнилье и построим новое, хорошее. Это иезуитство, которое приносит дивиденды, в то время как научная реставрация исторического наследия требует очень больших затрат. И здесь нужно проявить политическую волю, сделав выбор в пользу истории и культуры.
Идеальная городская среда — Рим. Там все исторические слои — и античный, и ренессанс, и барокко, и классицизм, и муссолиниевская архитектура — существуют одновременно и не камуфлируются, не перестраиваются, но поддерживаются в идеальном состоянии. И это важно для римлян: они чувствуют, что до них были целые поколения и после них придут следующие поколения! Человек — часть бесконечного живого процесса, часть культуры Вечного города… Это осознание наполняет его жизнь смыслом и любовью к своей неповторимой среде обитания. Но цена за это отнюдь не маленькая. Так, римляне уже более 20 лет не могут достроить метро, потому что, прорывая туннели, все время натыкаются на археологические сенсации. Тогда все строительство останавливается, объект консервируется, становясь народным достоянием. Государство при этом несет колоссальные экономические потери из-за замороженных денег. Транспортная проблема не решена. Но итальянцы идут на это, понимая, что культура, историческая среда важнее. Без нее Рим — не Рим.
Не плюй в лифт
— Что должно произойти, чтобы москвичи полюбили наконец свои подъезды, перестали там творить непотребные вещи? У нас ввели новый лифт. Через два месяца расклейщики объявлений наплодили там кучу реклам (половина которой — памятка “Береги лифт”), а жители активно поскребли все это ключами (там такой клей — просто не сорвать). В итоге — грязь и мрак.
— Озлобляет и толкает к вандализму чувство бессилия: горожане оказались заложниками коммерческих интересов главных участников городского развития — инвесторов, девелоперов, чиновников. Фактически приняты иезуитские законы, позволяющие манипулировать правами людей и лишающие горожан средств защиты. Так, закон о замене деревянных и смешанных перекрытий ставит под удар жителей исторического центра, где недвижимость, как известно, самая дорогая. Принят закон о выплате строителям вынужденных простоев вследствие пикетирования новостроек, возмущающих жителей. Общественные обсуждения проектов нового строительства, предписанные законодательством, проводятся, мягко говоря, формально. В общем, демократические лозунги дискредитируются на каждом шагу. А ситуация в головах сограждан может поменяться, только если они почувствуют, что реально влияют на судьбу своего города-квартала-дома.
— Ваше отношение к “рекламной одежде”? Нередко бывают рекламные панно в две трети самого дома, и эти стенды для неподготовленного глаза затмевают аромат подлинной архитектуры…
— Городскую среду можно сравнить с книгой. Чем она сложнее и разнообразнее, тем интереснее ее читать. Реклама может добавить смысла и яркости, а может грубо снижать моральный ценз, нести агрессию и “информационное насилие” (когда преследуется цель не “предложить”, а “заставить”). Тут важна продуманная система оформления: унифицированная городская “мебель” хорошего дизайна (те же афишные тумбы). Важен индивидуальный подход — например, использование глухого брандмауэра здания, строительного ограждения и целого ряда других ситуаций, когда среда выигрывает от появления яркого пятна или маскировки необходимых технических процессов. В этом случае реклама — как театральная маска на безликой плоскости. Кстати, меня не смущают и перетяжки через проезжую часть — они оформляют интерьер, создавая ощущение праздника. Но гарантом грамотного решения может быть только дизайнер, его чувство меры и способность к игровым, остроумным решениям.
— В Южной Корее буквально перед каждой высоткой торчит модернистская скульптура — пластичные каменные или металлические образы. У нас городской скульптуры не существует как класса… не говоря уж о вероятности появления работ а-ля Джефф Кунс. Или другой момент — во французском Монпелье не боятся, что модернистская детская площадка (загляденье!) станет главным элементом бульвара. Площадка у нас — как правило, набор дебильного металлолома, все без любви, без понимания предмета…
— Что ж, большинство наших городов формировалось в эру индустриализации. Для России характерна ускоренная урбанизация: за 70 лет городское население в XX веке выросло на две трети. Усредненный отечественный город — это планировочный каркас, на который навешаны здания, но между ними — хаос. Культура городской среды — благоустройства, городской мебели, объектов искусства, ландшафта, детских игровых площадок и т.д. — не прижилась, поскольку никогда не была в числе госприоритетов.
Гранитно-бронзовая монументальная пропаганда, естественно, являлась частью советской идеологии. Она финансировалась и откладывалась в общественном сознании как стереотипная форма выражения “ценностей государственной важности”. Думаю, именно поэтому современные городские объекты (даже посвященные культуре и искусству) также решаются в виде бронзовых истуканов. Язык современного искусства, проникая в городскую среду, очень обогащает ее, делает гуманной и притягательной. Для этого есть широчайший арсенал средств, в том числе и низкобюджетных, но дающих действенный эффект. А гранит и бронза остались в XIX веке.
— Вся Москва нынче в газонных ограждениях; желание уберечь травиночку от гадов-автомобилистов понятно, но любые барьеры-решетки действуют раздражающе…
— В идее оградить зеленые зоны ничего порочного нет. Напротив, это повод для создания шедевров городского дизайна — вспомните знаменитую ограду Летнего сада в Санкт-Петербурге. Есть примеры и малобюджетных решений, при этом остроумных и по-своему шедевральных (поезжайте в Голландию или Прибалтику: там они на каждом шагу — исполненные без пафоса, но очаровательно). Привить эту культуру у нас возможно: надо использовать бесценный недорогой ресурс — молодых архитекторов и дизайнеров. Останется только приспособить сами предприятия, которые сегодня гонят унылую продукцию.
— Эпопея с Большим театром стала притчей во языцех. Какие уроки из этой “реставрации” мы должны вынести, исходя из специфики нашего общества?
— Чем выше уровень и статус объекта, тем больше самых разных интересов на нем завязано и тем меньше он подвластен архитектору. Получается, что задача из профессии перекочевывает в финансово-политическую область. Что нужно? Во-первых, проектная задача должна быть сформулирована ДО приглашения авторского коллектива; при этом необходимо достижение консенсуса по всем спорным вопросам между профессионалами-обществом-властями. Нужно больше доверять арх-команде, делать прозрачной систему финансирования. Это смешно, когда ответственность за исчезнувшие капиталы, выделенные на реконструкцию Большого, попытались возложить на проектировщиков! Но самое главное – на объектах госважности нельзя отдавать чиновникам право оценки архитектурных решений. Окончательный выбор должен оставаться за высокопрофессиональным арх-консилиумом!
— Сегодня нельзя представить, чтобы самый гениальный арх-объект — просто пустая площадь — оставался бы героем городской среды. Обязательно будет застроена, заставлена ларьками, освоена. Воздуха нет!
— Да, горсреда сокращается новыми стройками, автостоянками, натиском торговых киосков, ларьков, рекламных устройств и т.п. Эта тенденция неизбежна в условиях нарождающегося капитализма и очевидна для всего мира. Как только появляется частная собственность, ее нужно охранять, то есть ставить контролируемый периметр (заборчики) и секьюрити, и преумножать — иначе говоря, пытаться захватить и присвоить все, что только возможно, у города, то есть исключить из общественного пользования. Интересы частного капитала и городского сообщества всегда находятся в конфликте. Задача городских властей — защита и отстаивание интересов городского сообщества, на то они и облечены властью.
— Долгое время архитектура была абсолютно фантомной профессией. Ставь себе хрущевки и ставь, глоток воздуха появлялся лишь при возведении советских посольств за рубежом, где еще можно было как-то выпендриться. Что есть архитектор сегодня?
— Ребята много ездят, имеют опыт работы даже в знаменитых проектных фирмах. Верю, что именно они поднимут новую мощную волну в отечественной архитектуре и, возможно, вернут утраченную нами в конце 30-х г. XX века позицию в авангарде мирового арх-движения, если, конечно, не слишком увлекутся коммерческой составляющей профессии. Ведь воинствующий непрофессионализм и градостроительный нигилизм губят страну! А как раз архитектор является медиатором между настоящим и будущим.
Арх-блиц: самые яркие, “веховые” постройки Москвы XX—XXI вв. “по Коробьиной”
10-е гг. XX века: вокзалы (Ярославский, арх. Шехтель; Киевский, арх. Рерберг/инж. Шухов; Казанский, арх. Щусев); “Метрополь”, арх. Валькотт; доходный дом, арх. Нирнзее; особняк Рябушинского, арх. Шехтель.
20-е гг.: дом Мельникова в Кривоарбатском пер. и клуб Русакова, арх. Мельников; Шаболовская башня, инж. Шухов; дом Наркомфина, арх. Гинзбург; планетарий, арх. Барщ, Синявский.
30-е гг.: метрополитен и в первую очередь ст. “Маяковская”, арх. Душкин; Мавзолей, арх. Щусев; ВСХВ; монумент “Рабочий и колхозница”, ск. Мухина; жилой комплекс ВЦИК, арх. Иофан; ЦПКиО, арх. Власов; реконструкция московских мостов; здание Центрсоюза, арх. Ле Корбюзье.
40-е гг.: библиотека им. Ленина, арх. Щуко, Гельфрейх; реконструкция Тверской (ул. Горького).
50-е гг.: кольцо высоток; ВДНХ; реконструкция Смоленской, Фрунзенской, Котельнической и Ростовской набережных, Калужской заставы; ипподром и жилые дома арх. Жолтовского.
60-е гг.: Останкинская башня, инж. Никитин; Дворец пионеров, арх. Егерев, Кубасов; Новые Черемушки, арх. Павлов и др.; Дом нового быта, арх. Остерман.
70-е гг.: Театр на Таганке, арх. Гнедовский, Анисимов, Таранцев; МХАТ, арх. Кубасов; жилой комплекс “Лебедь”, арх. Меерсон; спортивные сооружения к Олимпиаде.
80-е гг.: Центр международной торговли на Красной Пресне, арх. Кубасов; музей Маяковского, арх. Боков; музей палеонтологии, арх. Платонов; кафе “Атриум”, арх. Бродский, Уткин.
90-е гг.: ММБ, арх. Скокан; жилой комплекс “Парк-Плейс” на Ленинском, арх. Белопольский; торгово-пешеходные мосты через МКАД, арх. Асадов; мост “Багратион”, арх. Тхор; Москва-Сити.
00-е гг. XXI века: ГЦСИ на Зоологической, арх. Хазанов; жилой комплекс “Катамаран”, арх. Плоткин; жилой дом на Хачатуряна, арх. Шабунин, Юдинцев; Татаровская пойма, арх. Плоткин; комплекс объектов бюро “Остоженка”, комплекс правительства МО, арх. Хазанов; комплекс объектов в Пирогове, МО.
10-е гг.: дом-улитка на Мосфильмовской, арх. Скуратов; реконструкция аэропорта Домодедово.
