Хотя тот же Авдеев приходил на похороны, говорил красивые слова. Какой-то другой чиновник вообще предлагал дать оркестру ее имя... Но вышло так, как вышло — Симфонический оркестр России путем сложной рокировки убили. Сергею Стадлеру (был главным дирижером в последний год) предложили должность ректора Питерской консерватории, и он сдался без боя, хотя за несколько месяцев до этого, в январе
Ну а Михаилу Плетневу нужен был государственный статус: у Симфонического он был, а у на тот момент частного РНО нет. Поэтому согласился на предложенную Минкультом схему «слияния». В итоге из примерно 75 дударовцев сейчас в РНО реально работают лишь два человека — бывшие концертмейстеры Дударовой, ныне посаженные даже не на вторые пульты. Остальные пошли по миру, кто-то сел во второстепенные оркестры, кто-то сменил профессию. Увы, в музыкальном мире постоянно на чужой каравай разевается рот, это стало уже общим местом. И Дударова это предвидела, сказав как-то: «Есть люди в министерстве, которые ко мне не по-доброму относятся. Они прихлопнут оркестр, как только меня не станет». Но, кстати, главные герои «слияния» в итоге получили от судьбы сполна.
Все это к тому, что о юбилее Вероники Борисовны мало кто сейчас вспомнит, разве что Гергиев посвятит в сезоне какой-нибудь концерт (что уже делал ранее). Мы же говорим с сыном Дударовой — Михаилом Вайнштейном:
— Михаил, что мама категорически не терпела в людях?
— Равнодушия к профессии. Безразличия. Так и говорила: «Ну что за тюфяк, как же можно так?». Ее бесило это страшно. Потому что оркестр в понимании Дударовой — это «ее сердце, ее мозг и ее руки». Умела создать ощущение живой музыки, которая творится здесь и сейчас с участием дирижера, оркестра и публики. Да и к музыкантам относилась очень доверчиво, по-доброму, не зря Мамой звали...
— А что за история была с тромбонистом, которого Дударова то брала, то увольняла?
— Тромбонист был очень хорош как музыкант. Но не всегда соблюдал дисциплину. А сказать просто — выпивал и не являлся на репетицию, что мама, конечно, терпеть не могла. Был такой эпизод. Она спрашивает тромбониста: «Почему ты не пришел?» — а он начинает плакать: «У меня умерла жена!». Дударова достает сумочку, вынимает деньги на похороны. Остальные музыканты тоже скидываются и вечером едут домой, чтобы передать. Каково же было их удивление, когда дверь открывает «покойная супруга»? Так что мама увольняла его три раза. Ему даже пришлось взять справку от врача, что завязал. После чего формально проходил через «конкурс на место».
— Сама она вкалывала, говорят, дай боже...
— Самый плотный график был после войны, в конце
— Как же они сошлись тогда с вашим отцом — математиком и шахматистом?
— Они познакомились еще перед войной. Отец — красивый мужчина высокого роста, элегантный, воспитанный, эрудит, умница большой — мог завоевать любую женщину. Вот и маму (тогда еще пианистку) завоевал, отбив от всех поклонников, какие только были. Но он неплохо разбирался в классической музыке (с его-то слухом и желанием иногда помузицировать на фортепиано). Во время войны отец стал заместителем начальника Главоборонстроя. За неделю до победы был ранен в Штетине.
— Мама уезжала в эвакуацию?
— Нет, работала в Москве. В
— Несколько лет назад вас обокрали, унесли драгоценности мамы и ее награды. Не нашли?
— Да вы с ума сошли! Кто это найдет? И самая страшная потеря для семьи — это два ордена «За заслуги перед Отечеством»
— Она никогда не хотела уехать на Запад?
— Да что вы, упаси бог, говорила: «Дударова из России не уедет!». Хотя ей предлагали. Мало того, выступая с местными оркестрами на Кубе и в Турции, общалась с ними без переводчика. Кстати, именно на Кубе ее прозвали Железной Вероникой и Огненным Дирижером, видимо, за темперамент.
— Кстати, не меняла сценический имидж?
— Немножко. Первое время дирижировала в коротеньком женском фраке и длинной черной юбке. Да и волосы были длиннее. Каре появилось позже. И позже стала выходить к оркестру в парчовых блузах, но не потому, что потолстела: просто во второй половине XX века стала возможна такая «демократия».
— Ее прозвали королевой бисов...
— В
