Мы, напротив, с открытой душой принимаем американских сноуденов, а до того принимали немецких стажеров, снабжая их подробными картами наших территорий, обучали летать на самолетах, превращая в воздушных асов, которые вскоре стали бомбить наши города. Мы всегда действовали честно и прямолинейно — в политические интриги не пускались, потенциальных и реальных соперников вывести из игры не пытались. Запрещенными приемами не пользовались. Разве что Сталин руками Молотова подписал акт раздела Польши, заботясь о неприкосновенности наших границ. За это его откровенно похваливают.
Кто прав?
В начале прошлого века развернулся горячий спор о строительстве Сибирской дороги. Она стала бы хребтом российско-китайского единения. Царь Николай II выступил первейшим ее сторонником. Его политика ознаменовалась резким разворотом от ориентации на Европу к нацеленности на Восток. Царя дружно поддерживала Дума. Да и Столыпин произнес пламенную речь о том, что российский двуглавый орел должен смотреть одной главой на запад, а другой — в сторону восходящего солнца.
Любопытно: будучи цесаревичем, Николай II совершил вояж по экзотическим государствам и получил в Японии самурайской саблей по голове. Странно, этот удар, этот символический жест отторжения, не вразумил суеверного, мистически настроенного государя. Как, впрочем, и плачевные результаты Русско-японской войны, в которой была сделана ставка на предположительно симпатизировавших нам китайцев. Увы, тем оказались ближе смуглокожие поработители, а не бледнолицые (с их точки зрения — дикари), призывавшие распахивать клочки земли, где покоились родовые останки предков. Разные культуры, разный этнос и менталитет, несовпадающие вековые традиции! Наше дворянство изъяснялось на французской, а не на китайской мове. Не столь просто переориентировать правящий класс (что хорошо понимали Ленин и Сталин, уничтожавшие его под корень).
Тем не менее, несмотря на теменной шрам, по итогам восточного турне Николая II был выпущен восторженный отчет об успешной миссии.
Либералы (все-то им неймется!) критиковали увлечение восточным направлением. Князь Сергей Трубецкой полемизировал с приверженцами прокитайской пропаганды. И предупреждал: русские усилия к сохранению расползающегося на части Китая приведут к пагубным последствиям. Он полагал: Россия не должна способствовать масштабному укреплению целостности и единства коварного соседа.
Какая линия победила? Естественно, шапкозакидательская. Она и до сих пор в тренде. И вот имеем могучего наползающего на нас гиганта. Какие бы виды оружия мы ни опробовали — находимся в примаках у сомнительно дружественной нам державы. По-хозяйски вырубают наши леса, убивают наших тигров, поганят Байкал. (Не стану вспоминать о Даманском.)
Кто был прав и кто заглядывал в будущее точнее в том давнем споре?
Сербия
Разумные, реалистические голоса звучали в начале прошлого века не только с трибун, но и в литературных произведениях. В «Анне Карениной» Лев Толстой рассуждал о материях, которые не утратили актуальности до сегодняшнего дня:
«— Да что ж, все едут. Надо тоже помочь и сербам. Жалко», — звучит в финале произведения.
«— А ты знаешь, Костя, с кем Сергей Иванович ехал сюда? — сказала Долли, оделив детей огурцами и медом. — С Вронским! Он едет в Сербию.
— Да еще не один, а эскадрон ведет на свой счет! — сказал Катавасов…
…— Ну, это-то как понять? Ради Христа, объясните мне, Сергей Иванович, куда едут все эти добровольцы, с кем они воюют? — спросил старый князь, очевидно продолжая разговор, начавшийся еще без Левина…
…— Никто не объявлял войны, а люди сочувствуют страданиям ближних и желают помочь им, — сказал Сергей Иванович…
…— Напрасно ты так ставишь вопрос. Тут нет объявления войны, а просто выражение человеческого, христианского чувства. Убивают братьев, единокровных и единоверцев. Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто детей, женщин, стариков; чувство возмущается, и русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти ужасы...
— Я не знаю... И такого непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть.
— Может быть, для тебя нет. Но для других оно есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.
— Может быть, — уклончиво сказал Левин, — но я не вижу; я сам народ, я и не чувствую этого.
— Вот и я, — сказал князь. — Я жил за границей, читал газеты и, признаюсь, еще до болгарских ужасов никак не понимал, почему все русские так вдруг полюбили братьев-славян, а я никакой к ним любви не чувствую? Я очень огорчался, думал, что я урод или что так Карлсбад на меня действует. Но, приехав сюда, я успокоился, я вижу, что и кроме меня есть люди, интересующиеся только Россией, а не братьями-славянами…
…— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?»
Цитаты, что и говорить, бередящие…
Ситуация столетней давности прямо напоминает недавнюю, когда, узнав о бомбардировке Сербии американцами, наш премьер приказал развернуть свой самолет в обратную от США сторону. Решительный, бескомпромиссный поступок, делающий честь многоопытному политику. До дрожи пробивает такая принципиальность. Да только единолично принятое, ни с кем (кроме собственной совести) не согласованное решение привело к последствиям, отчасти сопоставимым с преддверием Первой мировой войны — ибо именно в тот самый поворотный миг вспыхнула затихшая было холодная война, столь дорого оплачиваемая Россией сегодня.
Возможно, Примаков знал свою страну досконально и был уверен: его эскападу расценят стопроцентно положительно. Вот и не советовался, не проводил всероссийский референдум. Но предвидеть последствия — неотъемлемая обязанность руководителей государств.
Богоносные условия
В истекшем мае исполнилось 190 лет знаменитому путешествию Александра Гумбольдта в Россию. Его выступлением в Петербурге восхищался Пушкин. А Николай I (при всем своем солдафонстве), оказывается, не гнушался привлекать иностранных ученых для решения внутренних проблем вверенной ему державы. Да, Гумбольдта пригласили: а) чтобы определить номинал русской монеты из платины (залежи этого драгоценного металла обнаружили, но не знали, что с ним делать, как применить, сами этот номинал вычислить не умели); б) оценить запасы наших природных ресурсов. При этом с немецкого светоча взяли клятву: по возвращении в Европу ни словом не обмолвиться об условиях жизни богоносного русского народа. Политкорректный педантичный немец сдержал обещание. Поэтому его труд о поездке в российскую глубинку сегодня мало кого интересует — в отличие от заметок о его же странствиях по Америке, в процессе которых на путешественника никаких предварительных ограничений не налагали. Этот отчет читают и перечитывают до сих пор.
На поездку из русской государственной казны выделили 20 тысяч. Немалая сумма! Экономный Гумбольдт ужался, не транжирил и вернул инициаторам приглашения треть суммы. Оговорив, что ее пустят на развитие науки.
Прошло два века. Мракобесных царей мы повывели. А если кто-нибудь из зарубежных доброхотов пытается сунуться в наши святая святых, экономические пенаты, получает такой отлуп, что надолго теряет желание якшаться со страной «березового ситца». Об условиях нашего обитания и говорить нечего. Молчим — вслед за Гумбольдтом.
