Филип Гласс хорошо известен в России. И не только своей киномузыкой (он автор саундтреков к знаменитейшим голливудским фильмам, среди которых — «Часы», «Шоу Трумана», «Забирая жизни», «Левиафан» и даже ужастик «Кэндимен»), но и оперным творчеством. Его давнюю (1979 года) оперу «Сатьяграха» в России увидели и услышали благодаря Екатеринбургскому театру оперы и балета. И вот теперь — «Жестокие дети»: так перевели в театре имени Сац название оперы, написанной композитором в 1996 году по роману Жана Кокто.
Перевод названия — не праздная тема. Les Enfants Terribles — это практически идиома. Возможно, именно поэтому английское либретто оперы называется The Children of the Game — «Дети игры». Культовая французская экранизация Жана-Пьера Мельвиля 1950 года, которая наравне с романом послужила композитору базой для сочинения партитуры, называется так же, как роман Кокто, а вот фильм Бертолуччи, снятый не столько на основе, сколько под впечатлением странного, болезненного романа о слишком пылкой любви между братом и сестрой, назывался «Мечтатели». Все эти рефлексии вокруг названия говорят о зыбкости смыслов и изощренности месседжа «Ужасных детей». Музыка Филипа Гласса не только не внесла ясности в этот месседж, а еще больше завуалировала его, размыла, растушевала и окончательно перенесла из интеллектуально-психологической плоскости в эмоционально-интуитивную.
Три электропианино белого цвета в центре сценического пространства — главная особенность сценографического решения Ксении Перетрухиной. Во всем остальном художник следует реалиям, заданным фильмом и сюжетом романа: действие происходит в комнате, где живут Поль и Элизабет. Кровати, ванна. Их зачем-то три, что, пожалуй, лишнее: в том-то и дело, что дети привыкли купаться в одной ванне. Слишком близкая связь между братом и сестрой, опасно близкая, разрушающая их личности, ведущая к трагедии, — вот тема романа Кокто и его различных интерпретаций.
Поль и Элизабет не просто живут в одной комнате: они существуют в придуманной ими игре, смысл которой не очень внятен, но определенно безжалостен. Впрочем, любая игра безжалостна, потому что она подразумевает манипулирование партнером.
Четыре основных персонажа: Поль, Элизабет и их друзья Агата и Жерар. Отношения между ними — как паутина: почти невидимы, но прочны и болезненны. И есть еще один персонаж, появляющийся на мгновение в самом начале, — мальчик, сознательно причинивший Полю боль. Он мистическим образом похож на Агату, в которую Поль влюблен. И это тоже часть паутины: Кокто не скрывал своей бисексуальности, и этот мотив важен для него.
Впрочем, Георгий Исаакян не педалирует эротическую тему: отношения Поля и Элизабет не переходят границу, за которой следует откровенное нарушение табу. И это тем более завораживает: то, что происходит в душах, куда ярче и сильнее, чем ощущения плоти.
Гласс написал партитуру «Детей» для трех фортепиано. Исполнительницы — три пианистки в черном. Черное и белое — главные цвета спектакля. И в этом тоже читается рифма с черно-белым фильмом Мельвиля. Пианистки очень молоды, и это принципиально. В этом спектакле вообще все должны быть молодыми. Ведь герои — если уже не совсем дети, то точно очень юные люди. И сюжетная коллизия продиктована их юностью, которой свойственны наивная жестокость и бездумная жажда нравственной вивисекции.
Актерская игра здесь доминирует над вокалом, который весьма непрост. Мелодизированный речитатив, напоминающий вокальную партию из «Человеческого голоса» Пуленка, требует предельной интонационной точности. Артисты — Денис Болдов (Поль), Анна Холимовская (Агата), Сергей Петрищев (Жерар) и Людмила Верескова (Элизабет) — по-разному справляются с этим, оказываясь слишком вовлеченными в драматические ситуации. Что можно понять: актерская задача гораздо сложнее, чем просто спеть партию или сыграть роль в оперном спектакле, — они должны замотивировать своих героев так, чтобы мы поверили в происходящее на сцене безумие. И мы верим — прежде всего благодаря волшебной музыке Филипа Гласса: повторяющиеся остинатные конструкции, очень красивые, основанные на, казалось бы, банальнейших гармонических оборотах, почему-то совершенно не надоедают. Их хочется слушать вновь и вновь, погружаясь в некое сомнамбулическое состояние, в котором пребывают герои спектакля, и из которого очень трудно вырваться в реальность. Да и не хочется.
