Главное ноу-хау балета — утраченный в советские времена (предполагают, по вине петербургского наводнения 1924-го года) и реконструированный Макаровой финал. IV акт Петипа (у Макаровой он III) называется «Гнев богов», и говорят, что по живописности он не уступал даже картине Брюллова «Последний день Помпеи». Не только брачующиеся - предавший баядерку клятвопреступник Солор и его невеста, дочь раджи принцесса Гамзатти, но и сам раджа, а также все гости, на свадьбе под «громы и молнии» по воле богов оказываются погребенными под руинами храма. У Макаровой вместо землетрясения, которое прежде устраивали на сцене силами машинерии 19-го века, задействован нехитрый кинематографический эффект: на натянутой перед авансценой сетке высвечиваются лишь летящие булыжники. А хореография придуманная Макаровой для последнего действия стилистически не слишком хорошо вписывается в сохранившийся хореографический текст Петипа из других актов.
Добавив финал, Макаровой пришлось объединить первое и второе действие, и выбросить архаичные по её мнению танцевальные и пантомимные эпизоды. Об одних сокращениях жалеть не приходится (например, о «танце с корзиночкой» — быстром канканирующем галопе, переводящем трагизм сцены предсмертного танца баядерки в сущий анекдот). Других (зажигательный «Индусский танец» с барабанами) – не достает.
Делая купюры, балетмейстер, намеренно адаптировала свой спектакль, созданный для Американского балетного театра (ABT) в 1980 году, для «малочисленных» (по нашим меркам) зарубежных компаний и не слишком больших западных сцен. Так, считается, что в «Царстве теней» у Петипа в петербургском Большом театре, где впервые прошла премьера этого балета в 1877 году, имелся специальный двухмаршевый наклон, состоящий из двух пандусов, в одну и другую сторону (так до сих пор идет эта сцена и в Мариинке). 64 тени спускались по этим пандусам красивой змейкой, будто с небес. Григорович, в своей редакции осуществленной для Большого театра в 1991 году сделал этот спуск даже ещё более витиеватым. Макарова, видимо опять же из-за размеров сцены и немногочисленности балетного коллектива использовала лишь наклонную подставку без этих красивых изгибов, что сильно снизило специально запланированный главный эффект спектакля.
Но вменяющиеся Макаровой в вину прегрешения против канонического текста, и прегрешениями то совсем не являются. Наоборот, делают постановку более компактной, адаптируя её для таких компаний средней лиги, к которым наравне с ABT, Ла Скала и Королевским балетом, Стасик как раз и относится. Этому театру постановка подошла словно влитая.
У Петипа, напомним, первоначально в разбираемой нами сцене было занято 64 тени, что не потянут сейчас даже такие современные гиганты, как Большой и Мариинка. Стасику, чтобы соответствовать именитым компаниям, канонические 32 тени утвердившиеся в более поздних редакциях (Ла Скала выставляет вообще 24), пришлось добирать из балетных училищ. По сравнению с тем, как «Тени» в этой труппе танцевались всего несколько лет назад (в постановке Михаила Лавровского в театре шел лишь этот акт) прогресс кажется разительным.
Справились и исполнители центральных партий: роль Гамзатти подошла Наталье Сомовой, Дмитрий Загребин стал великолепным Золотым божком. Необыкновенно красивый абрис фигуры Кристины Шапран (Никия), её удлиненные линии как бы истаивающие в пространстве сцены, были настолько впечатляющи, что придавали акту «Теней» мистический отсвет. И тут даже безупречный Солор Сергея Полунина (участие этого танцовщика в спектаклях театра, собственно и придало труппе дополнительный стимул) отступал на второй план.
Что же до пресловутых недостатков постановки, то они с лихвой перекрываются несомненными достоинствами. Например, отличным оформлением спектакля: в сценографии Пьера Луиджи Самаритани, и особенно в костюмах Иоланды Соннабенд балетные условности вполне сочетаются с древнеиндийскими реалиями. А сам спектакль становится тем самым балетным «замком красоты», о котором Иосиф Бродский написал в известном стихотворении.