Существует мнение (а, возможно, даже теория), что погода в различных регионах земли зависит от характеров населяющих эти регионы людей. Улыбчивые натуры притягивают солнечные лучи, хмурые накликают на свои головы тучи и дожди. Кажется, так оно и есть. Во всяком случае, становятся понятны постоянные российские неблагоприятные метеоусловия и некоторое смягчение морозов в последние годы.
Надолго ли?
Рассказал участник давних международных переговоров, в которых с советской стороны принимал участие сын крупного руководителя, члена Политбюро. Этот сын, сам занявший благодаря папе немалый пост — взрослый уже мужчина, — сперва стрельнул сигарету у рассказчика, поведавшего эту историю. Потом — у дамы, представлявшей американскую сторону. Потом — снова у нашего дипломата. Потом — снова у американки. Так что она в конце концов предложила ему целую непочатую пачку. Тогда, как бы оправдываясь за свое небезукоризненное поведение, великовозрастный “стрелок” пояснил:
— А то мне папа курить не разрешает...
В Турции, Тунисе и некоторых других странах не раз доводилось видеть так называемые “деревья желаний”. Большей частью — старые, засохшие, с голыми ветвями страшилища. Но почему-то именно на их умершие сучья принято нанизывать, повязывать или навешивать ленточки, бантики, узелки — и при этом мысленно просить об исполнении мечты, которую почившее дерево (его дух?) будто бы непременно исполнит.
(Лично мне всегда боязно сопрягать будущее с мертвечиной — какой бы магической силой она ни была наделена.)
Но стали появляться и наши, родные, отечественные деревья желаний. Одно стихийно возникло прямо у меня под окном. Могучий древний тополь. Жильцы, сбрасывая из окон и балконов верхних этажей тряпки, пакеты, коробки и прочий мусор, украшают ветви исполина на манер новогодней елки — круглый год. Зимой и осенью тряпицы (а то и унесенные ветром трусы, носки, один раз повисли даже джинсы) выглядят элементами пугала, отгоняющего ворон, но по весне, когда пробиваются первые листочки, яркие пятна мелькают и светятся в кроне, среди нежной зелени веселыми китайскими фонариками.
Где та “береза под моим окном”, которая любила принакрыться снегом “точно серебром”? Новый век и высотные строения внесли коррективы в круглогодичный наряд деревьев.
Что касается государственного отношения к озеленению... Недавно видел, как молоденькая дворничиха сажала на вверенном ее попечительству газоне, видимо, выделенные ей прутики тополей. Воткнула тощие деревца в пыльную сухую землю (раз велено посадить — пожалуйста!) и ушла. Ясно, что деревца надо было хотя бы полить... Но ее задача — вовсе не та, чтоб они принялись и выросли, ее задача — отбояриться, за дальнейшее с нее не спросится.
В деревенском ресторанчике на Кипре — над столиками висели прозрачные полиэтиленовые пакеты, наполненные водой. Картинка необычная... Вспомнились детские шалости: сложенные из тетрадных страниц “бомбочки” с дырочками на макушке, через это отверстие пакетик наполнялся водой и сбрасывался из окон под ноги прохожих. (Хуже, если безобидные, в общем, снаряды падали на головы бедолаг. Цель была — все же испугать, а не причинить вред и расстройство.) Оказалось, у подвешенных в кипрском ресторане за ниточки пакетиков цель такая же: угроза и отпугивание. Только не посетителей, а мух. Умные насекомые, опасаясь, что вода может на них пролиться, облетают харчевню стороной. Поразительная сообразительность — человеческая и мушиная.
Еще из рассказов Романа Сефа. В Доме кино шло собрание, посвященное выдвижению на соискание Сталинской премии писателя Панферова. В первом ряду сидел пьяненький Замойский и тянул руку, желая выступить. Ему, зная, что он может сморозить не то, выступить не давали. Он же выкрикивал:
— Мне в порядке ведения...
Дали. Он вышел на трибуну и сказал:
— В порядке ведения. Панферов есть говно и позор нашей литературы!
Владимир Костров и Евгений Храмов пришли в буфет ЦДЛ. За одним из столиков сидел Михаил Светлов, перед ним стоял графинчик коньяка. За другим столиком сидел Сергей Наровчатов, почему-то без носков, в ботинках на босу ногу. Перед ним стояла бутылка портвейна. Светлов поманил Кострова и предложил ему рюмку коньяка. А Храмов сам подошел к Наровчатову и выпил из его фужера портвейна.
— Вам уже хватит, Сергей Сергеевич, — сказал он, перехватив дикий взгляд, который устремил на него принудительно экспроприированный поэт.
Мудрец Михаил Светлов сказал Любе Любавиной:
— Шагая по жизни, можно вляпаться. Ничего страшного! Надо отряхнуться и идти дальше. И ни в коем случае не объяснять никому, что дерьмо не твое.
Так что же пил Моцарт?
Как сказал поэт Марк Соболь: “Что Сальери наливал, то и пил”.
В КИОСКАХ “МК” ПОКА ЕЩЕ ЕСТЬ КНИГА АНДРЕЯ ЯХОНТОВА “КОЙКА”.
