Димка нашел отца...

но чиновники велят: жить в детском доме!

  Они пришли в редакцию вдвоем. Молодой мужчина смотрелся простовато, но держался открыто, приветливо. Его спутник, подросток лет четырнадцати, выглядел, как все тинейджеры, — современно, но вовсе не раскованно. Во взгляде парня читалась тревога. И все-таки первым заговорил о деле   именно он.
     — Сделайте что-нибудь! — попросил мальчик. — Я не могу больше жить в детском доме! Хочу, чтобы Сергей стал моим родителем...
     — На вас вся надежда, — подтвердил мужчина. — Димка сбежал из детдома. Живет у меня уже полгода. Уж где мы только не были, чего только не делали... Но нас никто не слушает, власти насильно пытаются вернуть Диму обратно. Нам не позволяют жить одной семьей.
   
 
     Все началось с несчастного случая. Полтора года назад 29-летний житель подмосковной Истры Сергей Шалыгин порвал связки на ноге и попал в городскую больницу. На соседней койке оказался воспитанник местного детдома Димка — тоже растянул ногу. Вместе ели, вместе гуляли, обо всем на свете поговорить успели — за три-то недели. Возникло сначала взаимопонимание, потом дружба, осознание, что встретил близкого человека.
     Сергея выписывали раньше Димки. Два других соседа по палате на выходные тоже отправлялись домой. Дима оставался один. Сергей попросил у врача разрешения взять его с собой на денек, но получил отказ. ...А ближе к вечеру в дверь к нему позвонили. Он открыл — на пороге стоял запыхавшийся Димка.
     — Удрал из больницы?
     — Удрал...
     Они поужинали, поговорили, и Сергей повел парня обратно — он считал, что нарушать порядок нельзя. До недавних пор он вообще был законопослушным гражданином.
     В больнице Сергей навещал парня каждый день, но когда его выписали и за мальчиком пришла машина из детдома, Димка вдруг заявил:
     — Никуда я не поеду! Лучше сейчас выпрыгну из окна!
     Еле уговорили.
     — Он бросил в кабину вещи, а потом вдруг развернулся и кинулся ко мне. Лицо красное, мокрое от слез... Глаза злые и такие несчастные. Надо бы успокоить его: все, мол, будет хорошо, я приеду к тебе, — вспоминает Сергей. — А на меня как столбняк напал. Так прихватило — слова не мог сказать...
* * *
     Судьба у Димы Тарасова — не дай бог никому. Мать умерла, когда ему было шесть лет, отец — годом позже. Семья была многодетной — какое-то время Димка жил под опекой старшего брата, какое-то время — у сестры, потом снова у брата. Но у взрослых родственников свои семьи, свои проблемы...
     — Жене брата очень не нравилось, что я живу у них, — рассказывает Дима. — Она все время ворчала, мол, зачем им такая обуза...
     Похоже, что он в обиде на брата и его жену, но вслух об этом не говорит. Жизнь научила: лишняя обуза никому не нужна.
     В результате семейных разборок в октябре 2000 года старший брат отказался от опеки, и Димку отправили в Ново-Петровский детский дом Истринского района. А в марте 2001-го судьба свела его с Сергеем Шалыгиным.
     Всю весну по субботам и воскресеньям Сергей навещал его в детдоме, по вечерам звонил по телефону:
     — Ну как, уроки уже сделал?
     — Ты в субботу точно приедешь? — вопросом на вопрос отвечал Димка. И только после клятвенных заверений Сергея, что приедет непременно, начинал говорить об уроках, драках и прочих своих мальчишечьих делах.
     — Понимаете, он все время ждал меня. Как же я мог не приехать? Я прихожу, а он уже у двери поджидает. Меня никто еще никогда так не ждал...
     Летом Дима уехал в лагерь — разумеется, взяв с Сергея обещание навещать его и там. Это был самый счастливый июль в Димкиной жизни. Вожатые отпускали мальчика под расписку на весь день, они с Сергеем ездили купаться на водохранилище, гуляли по лесу, а под конец дня обязательно заезжали в Истру — в “Макдоналдс”.
     Однажды они поехали на рыбалку — на целых два дня, вместе с другом Сергея и его сыном, Димкиным ровесником. Ловили рыбу, разводили костер, жарили шашлыки. И там с Димой случилась настоящая метаморфоза — словно джинн из бутылки, из сдержанного, не по-детски серьезного паренька вырвался веселый сорванец. Именно такой, каким и бывает довольный жизнью пацан в его возрасте.
     — Я его таким в первый раз видел. Чтобы он так хохотал, носился по берегу, плескался в реке... Уложить мальчишек спать удалось только часа в три, вернее, они сами рухнули без сил. Назавтра надо было возвращаться в лагерь. Когда Сергей напомнил об этом Димке, тот опустил голову и сразу превратился в прежнего маленького старичка. Тогда-то Шалыгин впервые и подумал: мальчик должен жить с ним. Когда он заговорил об этом с Димой, тот, не дослушав, радостно заорал: “Да-а!”
     — Сергей, вы холостой молодой человек, в любой момент можете жениться. Что тогда? — спросила я его.
  
   — Как что? — удивился тот. — Если девушка принимает меня, то должна будет принять и моего ребенка. Я ведь теперь не один. А если нет — значит, не судьба...
* * *
     Осенью для Сергея Шалыгина начались хождения по мукам. Он собрал все документы, необходимые для установления опеки, получил расписки от совершеннолетних родственников Димы о том, что они не возражают, и в сентябре прошлого года обратился в совет опеки и попечительства администрации Истринского района.
     Вердикт чиновников был суров: “В учреждении опеки отказать”.
     — Ваше решение преждевременно, — пояснили Шалыгину в опеке, — вам надо подольше пообщаться с ребенком. Кроме того, у вас неполная семья. Общайтесь, если хотите. Можете забирать его раз в неделю на выходные дни и в каникулы. Но вместе жить нельзя.
     — Что, разве есть какие-то сроки? — удивился Сергей.
     — Да, с того момента, как вы начали общаться с ребенком, должно пройти два года.
     Сергей ужаснулся. Что значит ждать два года в тринадцать лет? Это же целая вечность! К тому же, будучи студентом-заочником юридического факультета, он знал, что ему отказали незаконно: никакие сроки в Законе об установлении опеки не оговариваются и неполная семья — тоже не повод для отказа.
     Каждый раз, когда он приезжал к Димке, тот первым делом спрашивал: “Долго еще?” “Погоди, — отвечал Сергей, — такие дела быстро не делаются”. И чувствовал себя при этом обманщиком...
     — Из этого детского дома постоянно кого-то иностранцы забирали. Я приду, а он: “Сегодня опять одного взяли, а меня когда?” Я все время ему отвечал, что ни за что не оставлю его здесь, что скоро все решится... Но парень нервничал жутко — стал дерганый, обидчивый.
     А вскоре и встречи их стали сокращать. В одни выходные можно видеться, в другие нельзя... Начальник управления образования Истринского района Т.Б.Михайлова, к которой Сергей пришел за помощью, с порога заявила ему:
     — Ничем помочь не могу! Во-первых, вы не женаты, а во-вторых, мало ли вы какой...
     — Какой?
     — Ну, вы сами понимаете...
     Что ж, в то время как все нормальные мужики целенаправленно накачиваются пивом, вызывая всеобщее понимание и уважение, Сергей Шалыгин и впрямь замечен за действиями странными и необъяснимыми — пытается пригреть детдомовского паренька. С точки зрения “нормальных” мужиков, это, конечно, ненормально, но вот почему и дамы из опекунского совета считают такой поступок подозрительным?
     В наше время, безусловно, легче поверить в нездоровые наклонности, чем в добрые намерения. Но в данном случае ничто, абсолютно ничто не говорит о таких наклонностях у Сергея. Да и сами дамы об этом прекрасно знают, иначе не стали бы отпускать к нему ребенка на выходные и каникулы. Кстати, они могли бы следить за новоиспеченной семьей, регулярно посещать ее, наблюдать мальчика у психолога — для этого, собственно, и существует их служба. Но почему-то не хотят дать этой семье состояться. Может, потому что запрещать проще, чем разрешать?
* * *
     В октябре Сергей подал жалобу на решение совета опеки и попечительства в Истринский городской суд. Удовлетворить его жалобу суд отказался.
     Что было делать Сергею? Ведь он ОБЕЩАЛ! Ведь Димка ЖДЕТ! И тогда он решился на отчаянный шаг: в феврале нынешнего года, забрав мальчика, как обычно, на выходной, возвращать в детский дом не стал. Просто позвонил туда и предупредил, а на другой день направил директору бумагу:
     “...В связи с тем, что ребенок категорически против возвращения в детский дом и желает жить со мной в моей квартире, настоятельно прошу Вас выйти с ходатайством в органы опеки и попечительства по вопросу об усыновлении и передаче в мою семью...” Письмо подписали четверо соседей Сергея.
     Через несколько дней домой к нему пришел молодой лейтенант милиции. От него Сергей узнал, что директор детского дома Т.Ф.Ильина подала заявление в суд с просьбой вернуть мальчика и в милицию — с требованием возбудить против Шалыгина уголовное дело в связи с “насильственным удержанием ребенка”.
     — Поговорите с ним сами, — предложил лейтенанту Сергей, — увидите, держу ли я его!
     — Напишите оба заявление, — предложил лейтенант.
     Вскоре после этого в возбуждении уголовного дела было отказано.
     — У нас к вам претензий нет! — заявили ему в милиции.
     В то время Сергей Шалыгин работал слесарем в домоуправлении. Зарплата маленькая, чтобы одеть-обуть Димку, купить для него все необходимое, ему пришлось продать старенькую машину.
     — Как получалось? Зуб у него заболел — надо идти к платному врачу, простудился — опять же к платному. Он ведь живет здесь на птичьих правах. Правда, теперь я перешел на новую работу, на молокозавод, зарплата уже побольше, жить можно. Вот только парень о велосипеде мечтает, а это пока мне не по карману...
     В июне состоялось заседание суда, где признали иск директора детского дома правомерным: ребенка необходимо вернуть обратно!
     Возникает только один вопрос: а как? Скрутить и увезти насильно?
* * *
     Сирот у нас в стране сейчас почти столько же, сколько и в послевоенное время. Правда, у большинства из них родители живы-здоровы, но брошенным детям от этого не легче. Однако каждый, кто пытался усыновить ребенка или взять его под опеку, знает: сделать это практически невозможно.
     Постулат “сирота должен находиться в детском доме” для государственных чиновников столь же неопровержим, как и то, что вор должен сидеть в тюрьме. Хотя к ворам у нас, пожалуй, более снисходительное отношение — у них бывают амнистии. Однако Димка не вор, и, напомню, ему уже 14 лет. По недавно принятому Госдумой закону он может даже вступить в брак. А вот права иметь родителей — не имеет.
     “Допрошенная в судебном заседании психоневролог Мартынович Н.В. показала, что Тарасов Дмитрий тянется к Шалыгину С.Н., так как тяготится своим пребыванием в детском доме, и считает, что у Шалыгина С.Н. мальчик не получит гармоничного развития, поскольку Шалыгин С.Н. одинок, а у ребенка должна быть полная семья. Как видно из пояснений самого несовершеннолетнего Тарасова Д.А., он хотел бы жить у Шалыгина С.Н., но почему, объяснить не может...” (Из решения Истринского городского суда Московской области.)
     Я прекрасно понимаю, что Димка не смог объяснить суду, почему хочет жить в семье, а не в детдоме! Это так же трудно, как объяснить, почему снег белый, а вода мокрая. Просто детям в казенных учреждениях плохо — даже если сотрудники этих учреждений изо всех сил стараются окружить их вниманием и заботой.
     Уж сколько раз твердили миру, что из стен детских домов редко выходят полноценные и дееспособные граждане, твердили психологи и педагоги, статистика и здравый смысл — да только все не впрок. Практика показывает, что выпускники сиротских учреждений в массе своей лишь пополняют армию наркоманов, алкоголиков и криминальных элементов, так как неспособны адаптироваться к окружающей жизни — бесполезно. Чиновникам все равно это непонятно — и они требуют объяснений у 14-летнего сироты.
     Почему так упорствуют в истринской опеке? Не потому ли, что детдомовцы приносят неплохой доход? Недаром одна из сотрудниц администрации кулуарно посоветовала Сергею:
     — Попробуйте договориться с Михайловой.
     — Это как?
     — Ну, как-нибудь...
* * *
     — Сергей Шалыгин утверждал, что будет заниматься с мальчиком, что подготовит его к поступлению в институт, — сказала мне сотрудник органов опеки города Истра Людмила Филиппова, занимающаяся Диминым делом. — На самом же деле положительных результатов в учебе что-то не видно, и школу он стал пропускать — так говорят учителя.
     Дима живет у Сергея меньше полугода, так что говорить о положительных результатах в учебе, мне кажется, рановато. Кроме того, в школу он вынужден ездить теперь за тридевять земель (перевести его в школу, находящуюся рядом с домом Сергея, управление образования отказалось). Мальчик живет в постоянном страхе потерять обретенную семью. Все это вряд ли может хорошо сказаться на его успеваемости. Кстати, Филиппова не смогла вспомнить даже номера школы, где учится Дима, не говоря уже о фамилиях директора и его классного руководителя.
     Директор же детского дома Татьяна Ильина сообщила, что говорить со мной будет только с письменного разрешения управления образования. Круг замкнулся...
     Дима Тарасов по-прежнему живет у Сергея Шалыгина. Первое время он отказывался выходить из дома, вздрагивал от каждого телефонного звонка — панически боялся, что его заберут назад. Теперь успокоился, стал чувствовать себя уверенней. Он уже подружился со многими ребятами во дворе, ходит вместе с ними в бассейн, каждый день играет в футбол. Однажды Сергей решил погонять мяч вместе с ними. Димка засомневался:
     — Разве ты сможешь? Ты же уже старый...
     Когда Сергей дает ему десятку на мороженое, он обязательно купит два по пять — себе и ему. И ни за что не садится ужинать один. Когда Сергей задерживается на работе, он ругает Димку:
     — Почему до сих пор не поел?
     — Будем ужинать вместе. Что мне, трудно потерпеть?
     Жаль только, что счастливая Димкина жизнь проистекает незаконно. Так как по понятиям чиновников мальчику следует находиться в детдоме.
     Когда Сергей уже уходил из редакции, я спросила его:
     — Вы уверены, что потом не пожалеете о своем решении? Ведь могут возникнуть проблемы с будущей женой...
     — Что теперь говорить об этом? — пожал плечами он. — Да, может быть, выпишись я тогда из больницы на две недели раньше, ничего бы этого не было. А теперь уже ничего не поделаешь. Теперь у меня есть сын.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру