
Сатира ушла с панели. Дубовой
Ширвиндту пора менять фамилию
Накануне сбора труппы в Театре сатиры побывал обозреватель “МК”.
Большой зал домывали, но краской все равно пахло. Ходили рабочие. Кто-то кому-то что-то кричал. Да, старый добрый круглый зал Сатиры не узнать. Желтые панели сменил светло-серый пластик, а потолок и вовсе стал черным — актуальное оформление в свете пожароопасной ситуации вокруг столицы.
— Он не черный, а темно-синий, — говорит художник-дизайнер Юрий Раров. — Ремонт в театре не делали 30 лет. И когда мы к нему приступили, обнаружили массу проблем. Прежде всего в акустике. В зале были такие провалы по звуку! Тогда мы заказали компьютерную модель, она-то и продиктовала новый рельеф стен.
— А не жалко было выбрасывать дубовые панели — такой экологически чистый материал? И зал дышал...
— Это обманчивое впечатление — зал не дышал, потому что под панелями оказалась куча асбеста, асбоцемента. Не говоря уже об отвратительной акустике.
Заменили освещение, и теперь оно выглядит весьма театрально, под “звездное небо”. Но главная гордость — новая система кондиционирования, которой, как уверяет меня зам. директора Лев Попов, нет ни в одном российском театре. Она позволяет поддерживать нужный режим температуры и влажности не только в зале, но и на сцене. Одним словом, актеры будут теперь не таять под софитами, а потеть только над ролью.
И тут в зал входит первый красавец Сатиры, он же худрук Александр Ширвиндт. Он бодр и похож на триумфатора, разбившего врага под Аустерлицем. Он действительно одержал победу в Кузбассе, затеяв большие и ставшие невыгодными в постперестроечное время гастроли.
— В какой-то момент я понял, — говорит он, попыхивая трубочкой, — что на фоне антрепризного кошмара, парализовавшего российский театр, нужно срочно реанимировать систему советских гастролей. Знаешь, когда я еще служил в “Ленкоме”, у нас был такой случай. В южный город выслали зам. директора, который должен был все проверить по гастролям и встречать артистов. Приезжаем, он мрачный. “Где цветы? — спрашиваем. — Почему не встречают?” — “Цветоу — нет, нумероу — нет, зритэлэй — нет”, — сказал он.
С тех пор эта фраза прочно обосновалась в театральном пространстве. Но про Сатиру такого не скажешь — артистов в Кузбассе принимали на ура: носили на руках, одаривали шахтерскими касками.
Ширвиндт по-хозяйски окидывает взглядом новый зал. Только старые кресла, похоже, не вызывают у него удовольствия. На замену кресел денег не хватило. Спасибо, оркестровую яму смогли отремонтировать, и музыканты наконец могут почувствовать себя уважаемыми людьми.
— Александр Анатольевич, что ждать в новом сезоне?
— Мы откроемся вечером памяти нашего Жорика Менглета. Это будет на “Чердаке” — вспомним старика, замечательного артиста... А на большой сцене в конце октября выйдут “Таланты и поклонники” в постановке Бориса Морозова. Начинается “Генеральная репетиция”. Это не репетиция, а название итальянской комедии с Аросевой, Рябовой, Буровым в главных ролях. На “Чердаке” Юра Васильев разминает пьесу для Михал Михалыча. Сам А.А. с Юрием Поляковым работает над новой пьесой.
— В прошлом сезоне вас достаточно много упрекали за то, что вы боитесь привлекать новое поколение режиссуры. Опираетесь только на старую гвардию, которая вас же и подводит, — Козаков, Арцибашев, Иванов... Удачными их работы не назовешь.
— Талантливые молодые режиссеры на дороге не валяются. В этом сезоне у нас будет ставить на “Чердаке” Ольга Субботина, а мой друг Марк Захаров порекомендовал своего ученика Романа Самгина, у него уже два удачных спектакля в “Ленкоме”. Этим ребятам нет тридцати.
— В прошлом сезоне вы заявляли постановку Эльдара Рязанова “О бедном гусаре замолвите слово”. И?..
— Тема закрыта. Сначала он обиделся. Потом мы помирились, но ставить Эльдар не будет. Сейчас он снимает кино.
— В качестве худрука вы самостоятельно провели сезон. Какие качества, о которых не подозревали в себе, открыли?
— Я так и не научился надувать щеки. Например, долго-долго могу сидеть в кабинете и слушать чужую бессмыслицу. Я как тот терпеливый русский народ.
Да, прав был в свое время Григорий Горин, который утверждал, что Ширвиндт — вовсе не Ширвиндт, а простой русский человек Ширвиндов. В то время как его закадычный друг и партнер Михал Михалыч — не кто иной, как Державиндт.