Из чего состоит Московский международный кинофестиваль? По сути, из двух моментов. Из кинокартин, попавших в конкурсную программу, и из зарубежных звезд, посетивших в рамках фестиваля столицу.
Как правило, каждого именитого гостя сопровождает личный телохранитель. Кажется, что ближе к “звездному телу” никого нет и быть не может. Но это не совсем так. Ближе всего к звезде стоит профессиональный переводчик. По сути — глаза и уши высокого гостя.
Последние десятилетия одним из главных переводчиков Московского кинофестиваля является Василий Горчаков. Сразу после окончания XXVI ММКФ он дал эксклюзивное интервью “МК-Воскресенью”.
— Если не ошибаюсь, на Московском кинофестивале вы трудитесь аж с 1971 года.
— Нет, кажется, с 73-го... Честно говоря, уже не помню. Столько времени прошло... Даже были случаи, когда меня с фестиваля выгоняли. Знаете, бывает, натворю что-нибудь, а на следующий день появляюсь под другой фамилией. Так и работали... (Смеется.) Личным переводчиком я стал не сразу — начинал с перевода картин. При этом, если на конкурсе переводил один или два фильма (жюри же больше не может смотреть), то в кинотеатрах по семь картин можно было перевести в день. А уже с 85-го года меня бросили в том числе и на гостей. Первой звездой, которой я переводил, был Роберт Де Ниро.
Вообще, если говорить про те далекие годы, то лично для меня главным оставалось видео. За его счет можно было жить. Заработки в то время были, понятно, не бог весть какие...
— Не понял. На кинофестивале мало платили?
— За перевод одной картины на фестивале платили 7 рублей 50 копеек. Так что к концу фестиваля набегало прилично. Ведь фестиваль начинается не с показа, а с отбора картин. Их тоже надо было перевести членам отборочной комиссии. При этом бывало так. Ставят фильм, минут 10 он идет, потом говорят: “Выключайте, все понятно...” А деньги платят те же самые. Еще и короткометражки в конкурс входили. За них платили вдвое меньше, но они и идти могли по 10—15 минут.
— А за перевод видео сколько платили?
— 25 рублей в среднем. Но дело ведь не в деньгах. В страну хлынул поток самых разных фильмов, которых никогда не было на фестивале. Например, кино класса “Б”. И что? Разве не интересно было его посмотреть?.. А если за это еще и деньги платят, то одно удовольствие.
— Никогда не подсчитывали, сколько картин перевели на русский?
— Как-то пытался. Получилось что-то в районе 5000 картин. На этой цифре я остановился. Ведь переводы продолжаются... Я одного только “Крестного отца” переводил более ста раз, равно как и “Пролетая над гнездом кукушки”.
— На фестивале вы только переводите гостям или же приходится выполнять другие функции?
— Конечно, приходится. Дело в том, что перевод как таковой — лишь малая часть работы сопровождающего звезду лица. Невозможно предусмотреть все. Звезды оказываются в разных ситуациях, просят о совершенно разных, необычных вещах... Вот и приходится какие-то вещи для них организовывать.
Захотелось, например, Тарантино пойти в Малый театр — пожалуйста, я ему такой поход устроил. Захотел Тарантино поехать на могилу Пастернака — пожалуйста! Потеряла Мерил Стрип свои драгоценности — пришлось заняться их поиском...
— Да? Не припомню, чтобы официально сообщалось о пропаже ее драгоценностей.
— Это было в последний день фестиваля, в день ее отъезда. А потеряла она их накануне. Ну, не потеряла, а забыла в женском туалете. Ничего страшного, все нашлось.
— Как обычно проходит знакомство звезды и ее переводчика?
— Переводчик — первый человек, которого звезда видит в Москве. Мы проходим в пограничную зону, где я представляюсь сотрудником оргкомитета кинофестиваля. Приветствую, вручаю цветочки, беру чемоданчик или там сумочку и веду гостя на выход. По дороге обычно беседуем: “Как долетели, как у вас погода, а у нас такая-то...” Если в аэропорту собираются журналисты, прошу с ними минут десять пообщаться, с непременным обещанием потом их разогнать. Вот так, слово за слово, и налаживается контакт.
Бывает, что и охранником приходится “халтурить”. У Тарантино был личный телохранитель, а Мерил Стрип от охраны отказалась. Сказала, что не нуждается в охране, и просит, чтобы все было тихо. В конце концов это ее право. Так что, сопровождая Стрип, я заработал несколько синяков и даже схватился с одним журналистом, который лез со своей камерой куда не надо. Я понимаю, что этот человек делал свою работу, но очень часто люди просят, чтобы их не фотографировали постоянно. От этого любой человек устанет, не только звезда. Особенно звезды терпеть не могут, когда их снимают жующими, пьющими или курящими. Они у себя пропагандируют здоровый образ жизни, а тут вдруг выходит фото, где они — со стаканом водки и сигаретой в руке!
— Мерил Стрип приехала в Москву с дочерьми и мужем...
— На все культурно-познавательные мероприятия она ходила вместе с семьей. А вот на официальные, протокольные мероприятия — только одна, как и подобает звезде. Изредка брала с собой старшую дочь. Но она тоже актриса, сейчас учится, поэтому ей надо привыкать к таким мероприятиям.
— Муж спокойно отпускал Стрип одну?
— Его фестивальные мероприятия вообще мало интересовали. Будучи скульптором, он интересовался сокровищами Эрмитажа, Пушкинского музея и т.д. Очень хотел Ленина посмотреть, но... с Лениным была напряженка.
Могу сказать, что вся их семья приехала в Москву подготовленной. Они уже четко знали, куда они хотят пойти и что посмотреть. Мне кажется, Стрип соглашается на такого плана поездки с одной целью: показать своим дочерям мир.
Кстати, с ними произошла одна забавная история. Еще в школе Мерил писала сочинение по одной из картин Рубенса, если я не ошибаюсь. Из серии “Что вы чувствуете и ощущаете, глядя на это полотно?”. Мерил сдала сочинение, учитель его прочел, похвалил, а потом ей сказал: “Очень жаль, что ты никогда не увидишь эту картину по-настоящему. Потому что она находится где-то на просторах России, в Петербурге”. Но когда мы были на экскурсии в Царском Селе, Стрип увидела эту картину! Восторгам не было предела!
— Говорят, в Питере Стрип отмечала свой день рождения?
— Да, организаторы захотели устроить ей пышный праздник, вручить много подарков, но я пресек эти попытки. Мерил хотела отпраздновать день рождения в семейном кругу. Никита Михалков порекомендовал мне один итальянский ресторанчик. Очень изысканный, очень дорогой. Там и праздновали. Потом они все не раз вспоминали этот ужин и, я слышал, даже рекомендовали посетить это заведение своим знакомым, если те окажутся в Петербурге.
— “Трудности перевода” никогда на себе не испытывали? Не в плане языка, а скорее в плане психологического общения с человеком?
— Поначалу мне было сложно работать с Фэй Дануэй, когда она приезжала в Москву на фестиваль “Лики любви”. Она очень дерганая, нервная особа. Может быть очень милой и предупредительной, а в следующей момент — повысить голос: “Почему вы при мне разговариваете по телефону в машине?! Я на это своего разрешения не давала!”
— Женщина...
— Это точно... (Смеется.) Помню, мы купили меховую шапку в магазине, так мне потом раза три пришлось бегать обратно и ее менять. То она просила размер побольше, то поменьше...
Правда, ближе к концу ее визита мы вроде нашли общий язык. И даже вместо того, чтобы идти на какое-то официальные мероприятие, просто отправились вдвоем в небольшой ресторанчик и очень мило посидели. Я ее учил пить хреновуху...
— Звезды матерятся?
— Что значит “матерятся”? Американский мат — он вроде как и не совсем мат. Просто живой язык. Человек может говорить “fuck” через слово, и это не значит, что он матерится. Вроде нашего “черт-черт”. Я, собственно, так обычно и перевожу. Главное ведь — перевести не слово в слово, а передать настрой и мысли человека.
Была смешная ситуация. Меня однажды Путин в плане перевода поправил. В его резиденции в Новоогареве я переводил их беседу со Стивеном Сигалом. Надо сказать, большого ума человек. Речь зашла о событиях в Ираке. Путин сказал, что на общественное мнение тогда оказывалось большое давление, а я Сигалу перевел чуть иначе. Не “оказывалось большое давление”, а “манипулировали общественным сознанием”. Путин говорит: “Нет-нет... Я хочу уточнить. Именно что оказывали давление”. По-хорошему, если бы я был военным переводчиком, мне следовало тут же выйти из комнаты и застрелиться!
— Путин разве знает английский?
— Знает, просто не всегда готов на нем говорить. Это у него второй язык, знает он его похуже, чем немецкий, и наверняка у него нет времени его шлифовать. Но английский он схватывает и понимает.
— О чем чаще всего люди спрашивают зарубежных артистов?
— Каждый второй вопрос: “Первый ли раз вы в России?” Хоть табличку человеку на грудь вешай: “Я в России впервые!”
— Какова обычная реакция случайного человека на звезду?
— По-разному бывает... Мне запомнилась история с Грегори Пеком. Мы с ним шли по Арбату. Вдруг ко мне подходит не очень молодой, достаточно скромно одетый, интеллигентного вида мужчина и говорит: “Знаете, ваш спутник удивительно похож на Грегори Пека”. Я отвечаю: “Собственно говоря, это он и есть...” И что, вы думаете, сказал этот мужчина? “Ну вот... Я вам серьезно, а вы насмехаетесь!” Развернулся и ушел.
Еще с Джеком Николсоном смешно получилось. Мы гуляли по Красной площади, вели какой-то необязательный разговор, что-то про Ленина. Подошли к Историческому музею и вдруг видим артиста — двойника Ленина. Николсон — человек очень общительный, подошел с ним поговорить. Тут же сопровождающие нас фотографы защелкали объективами. И в этот момент “Ленин”, слегка картавя, возмутился: “Это что такое?! Вы сначала деньги заплатите, а потом снимайте!” Я попытался ему объяснить, что рядом с ним стоит великий артист Джек Николсон, на что “Ленин” безапелляционно заявил: “Нечего мне тут! Я сам заслуженный изобретатель Армянской ССР!”
— Если бы вам предложили продублировать в кино некоего актера... Как думаете, с кем у вас созвучный голос?
— Не знаю... Внутренне я дублировал их всех, включая женщин, детей и домашних животных. Я прожил с ними большую часть своей жизни. Вместе с ними я умирал на экране, шел в атаку и любил. И после этого вы спрашиваете, кого я могу продублировать?.. Кстати, Тарантино, когда уезжал из Москвы, подарил мне книгу “Криминальное чтиво”. И он ее подписал: “Другу Василию! Спасибо за то, что ты голос номер один...”.
