“Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков, и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности” — именно так почти 300 лет назад была определена “глубинная” сущность вновь учрежденной в российской столице силовой структуры. Император Петр I, поручая тогда высшим государственным инстанциям подготовку полицейских законов и уставов, велел делать это “с осмотрением”, чтобы подразделения блюстителей закона приносили “общенародную пользу, а не ее повреждение”.
Появившаяся летом 1718 г. в Петербурге главная полиция не отличалась внушительными штатами. В подчинении у назначенного генерал-полицмейстером дворцового генерала Девиера был “боевой отряд”, состоявший из его заместителя, четверых офицеров и тридцати шести нижних чинов, а также канцелярия, где вели делопроизводство десяток подьячих во главе с начальником-дьяком. А между тем сфера их деятельности оказалась буквально всеобъемлющей. Наряду с поддержанием правопорядка и расследованием преступлений полиции надлежало заниматься еще благоустройством города — мощением улиц, уборкой мусора, осушением подболоченных участков… Именно благодаря “пробивной энергии” полицмейстера Девиера три года спустя на проспектах и площадях Петербурга появились первые уличные фонари и скамейки для гуляющей публики.
В 1722-м была учреждена полиция в Москве. А позднее появилась целая сеть губернских “органов правопорядка” — по тогдашним законам в уезде полицейское управление было поручено нижнему земскому суду, состоявшему из исправника и трех заседателей, а в городе — городничему (это звание, которое увековечил Гоголь в “Ревизоре”, упразднили при реформе полиции в 1862 г.).
Угро от генерала Трепова
При императрице Екатерине II в 1782 г. был введен “Устав благочиния”. Согласно ему территории крупных городов “нарезали” на административно-полицейские части по количественному принципу: каждая часть “опекала” 200—700 дворов. Части в свою очередь делились на кварталы по 50—100 дворов. За порядком там следили особые полицейские чины — квартальные надзиратели, которые подчинялись местному полицейскому начальству — частному приставу.
Согласно пункту №157 “Устава столичного города Москвы”, утвержденного на рубеже XIX в., “квартальный надзиратель должен ведать о всех в квартале его ведомства живущих людях, чего ради хозяева домов или их поверенные обязаны всегда давать знать квартальному надзирателю о всех к ним на житье приезжающих или приходящих, отъезжающих или отходящих”. В Белокаменной и других городах “внештатными сотрудниками” полиции на долгие годы стали дворники. По утвержденным правилам каждый из них докладывал квартальному о незарегистрированных жильцах, подозрительных гостях и случаях нарушения порядка в “подведомственном” доме.
В период царствования Александра I статус полицейского достиг “исторического максимума” — с 1811 по 1819 г. существовало отдельное министерство полиции. Потом “охранителей порядка” подчинили министру внутренних дел, а с воцарением на престоле Николая I, в 1826-м, было создано знаменитое Третье отделение Собственной Его Величества канцелярии. Эта наделенная большими полномочиями спецструктура в числе прочих задач осуществляла слежку за “неблагонадежными”, выявляла всяческие “богопротивные” секты, занималась поиском фальшивомонетчиков…
При государе Николае Павловиче структура полицейского надзора “на местах” в очередной раз изменилась. Городские территории по-новому поделили на околотки и кварталы, в сельской местности были выделены уезды. Соответственно надзор за порядком осуществляли околоточный, квартальный и уездный надзиратели. От них требовались “твердые знания своих обязанностей и точное, а главное, честное исполнение долга”. Но подобного идеала достичь было трудно.
“Грешки” нерадивых полицейских порой становились достоянием широкой гласности. Впрочем, верховная власть в стране не давала своих блюстителей закона в обиду. В 1832 г. разгорелся скандал, связанный с выходом брошюры “Двенадцать спящих будошников” (так в обиходе часто называли городовых). Один из журналов сообщил: “Государь император, прочитав оную книжку, изволил найти, что она заключает в себе описание действий московской полиции в самых дерзких и неприличных выражениях”. И что распространение ее может внушить простому народу неуважение к полиции. В результате тираж брошюры изъяли, а пропустившего крамольное сочинение в печать цензора С.Аксакова (того самого, известного писателя) уволили.
Долгое время в полицейских структурах не было специальных подразделений для борьбы с уголовщиной. Ситуация изменилась лишь в 1866 г., после письма, направленного Александру II петербургским обер-полицмейстером Ф.Треповым: “Существенный пробел в учреждении столичной полиции составляет отсутствие особой части со специальной целью производства исследований для раскрытия преступлений, изыскания общих мер к предупреждению и пресечению преступлений. Обязанности эти лежали на чинах наружной полиции, которая, неся на себе всю тягость полицейской службы, не имела ни средств, ни возможности действовать с успехом в указанном отношении. Для устранения этого недостатка предложено учредить сыскную полицию…” Царь с Треповым согласился, и вскоре в Петербурге было создано Сыскное отделение, ставшее родоначальником службы уголовного розыска.
“Силами быстрого реагирования” со времен Александра I были жандармские подразделения. Они предназначались в том числе “для рассеяния законом запрещенных скопищ, для усмирения буйства и восстановления нарушенного порядка, для охранения порядка на парадах войск, пожарах, ярмарках, народных гуляньях, всякого рода публичных съездах и проч.”, но выполняли и другие полицейские функции — офицерам-жандармам, например, поручалось вести расследование преступлений “против государя и страны”…
При жандармском участке обычно устроена была так называемая “холодная”. В это помещение околоточные волокли вечерами пьянчуг, обнаруженных валяющимися на улицах и в других публичных местах. Протрезвевших за ночь “на прохладе” любителей спиртного выпускали без всяких денежных штрафов, вместо этого здоровяк-дежурный, приставленный следить за “холодной”, попросту “благословлял” каждого из них кулаком по физиономии — в назидание. Впрочем, случалось, в мороз некоторые клиенты и умирали от переохлаждения. Таких “неудачников” оформляли записью в специальном журнале и везли в покойницкую при одной из городских больниц.
Забастовка палачей
Департамент государственной полиции Министерства внутренних дел Российской империи — звучит грозно. Новая структура появилась в России в 1880-м взамен Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии — могущественного органа политической полиции. Такая модернизация была затеяна ради попытки “объединить действия всех властей для борьбы с крамолой”. Задачи госполиции поставили самые разные: пресечение преступлений и охрана общественной безопасности; ведение дел о государственных преступниках; охрана границ; выдача паспортов; выдворение (при необходимости) иностранцев за пределы империи… Важнейшим подразделением департамента являлся его секретный Особый отдел, к которому перешли функции политического надзора. Однако полицейскому спецведомству приходилось заниматься множеством глупых вопросов.
Сохранившиеся в архивах дела секретного отдела полны бумаг, посвященных бытовым мелочам. “…Особый Отдел имеет честь просить Хозяйственную часть Департамента Полиции не отказать в срочном распоряжении — вделать новые замки с французскими ключами к двум шкафам, предназначенным для хранения весьма секретных дел и переписок...” — вот на какую рутину приходилось тратить время руководителю “элитного” отдела полковнику Александру Еремину, бывшему, по признанию современников, одним из лучших в стране специалистов своего дела.
Папки департамента полиции, снабженные грифом “секретно”, хранят и другие документы неожиданного содержания. Так, например, в годы столыпинской реакции из некоторых губерний стали поступать в “центр” шокирующие донесения: палачи, вынужденные трудиться с повышенной нагрузкой, отказываются исполнять приговоры до тех пор, пока им не будет сполна выплачено жалованье за “уже выполненную работу”! Губернским властям приходится из своего бюджета оплачивать покупку материалов для постройки виселиц, веревки, гробов для казненных, прокат пролеток для доставки священников, которых по существующим правилам приглашали исповедовать смертников…
* * *
В старых документах можно найти немало статистических фактов, относящихся к работе полиции.
Например, за один только 1835 г. полицейские части Петербурга оформили 139 тысяч дел и “пропустили через себя” 356 тысяч входящих и исходящих бумаг. (И это притом что в столице насчитывалось тогда лишь 445 тысяч жителей!)
Согласно закону от 14 апреля 1887 г. в городах, имевших не более 2000 жителей, полагалось иметь максимум 5 городовых, а в городах с более многочисленным населением должно было быть не более 1 городового на каждые 500 человек.
Канцелярия столичного полицейского ведомства в 1865 г. выдала около 5000 загранпаспортов. В конце XIX в. ежегодно их оформлялось уже около 7000.
В 1896 г. штаты столичной полиции насчитывали 340 околоточных надзирателей и 2000 городовых. Под особо тщательным надзором находились: 49 гостиниц, 15 театров, 16 клубов, более 2700 трактиров и иных питейных “точек”, 70 домов терпимости, 26 ночлежек, 133 постоялых двора…
За год тогда “блюстители” задерживали в Петербурге около 23 000 преступников, столько же “беспашпортных”, почти 40 000 попрошаек и праздношатающихся, 7000 “нелицензированных” проституток, человек 200 бродяг и дезертиров, в “холодные” отправляли до 50 000 пьянчуг.
Факты не из протокола
Во времена безраздельного владычества в России французского языка и французской моды городовых хотели обрядить в сюртуки, в жабо и “вооружить” их лорнетами. По замыслу авторов проекта, такой будочник-франт, подойдя к нарушителю порядка, должен был первым делом сказать ему “бонжур!”, ну а потом уж приступать к решительным действиям. Излишне говорить, что подобная реформа полиции была обречена на провал...
* * *
Во второй половине XVIII в. общину московских старообрядцев-федосеевцев возглавлял богатый купец Илья Ковылин. Благодаря его усилиям удалось построить в районе села Преображенского старообрядческий монастырь с обширным кладбищем. Однако при императоре Павле существование некрополя оказалось под угрозой: из столицы пришло распоряжение о его закрытии. Узнав об этом, Ковылин отправился на поклон к обер-полицмейстеру, который должен был исполнить царский указ. Хитроумный купец распорядился специально для визита к полицейскому начальству испечь большой пирог, начиненный… червонцами! Это “угощение” и сыграло решающую роль: обер-полицмейстеру так понравилась начинка пирога, что он тут же проникся благорасположением к просителю и соизволил попросту “забыть” о распоряжении из Петербурга. Кладбище уцелело.
* * *
Необычный “вызов на происшествие” поступил к дежурному по Пресненской части Москвы сто лет назад. На территории зоопарка тогда были устроены “гастроли” племени американских индейцев, демонстрировавших сценки из быта и военных похождений своих предков. Гостеприимная московская публика активно пыталась познакомить краснокожих с главной русской “ценностью” — водкой, и в конце концов “опекуны” сумели-таки наладить тайком от охраны зоологического сада доставку в лагерь индейцев бутылок с сорокаградусной. Случилось так, что заокеанские дикари, не рассчитав сил при употреблении спиртного и сильно захмелев, устроили в зоопарке уже не инсценированное, а настоящее побоище — размахивали топориками и ножами, крушили вигвамы, нападали друг на друга... Пришлось срочно вызывать полицию, которая изловила главных драчунов и отправила их в кутузку, чтобы там немного очухались.
* * *
Забота об общественной нравственности — важнейшая из функций прежней полиции. Дополнительные хлопоты по этой части принесли “стражам закона” новинки техники, распространившиеся в начале ХХ в. Кинофильмы и граммофоны, завоевав громадную популярность, таили в себе явную опасность: что там показывают и поют публике — не крамолу ли какую, не излишние ли фривольности? Блюстителям порядка пришлось поднапрячься и установить тотальный контроль.
В феврале 1908-го московский градоначальник подписал приказ, обязывающий приставов лично просматривать каждый вновь поступивший для синематографа фильм “парижского жанра” и те из них, которые содержат чересчур откровенные сцены, уничтожать!
Существовало и другое распоряжение городских властей, которое предписывало владельцам трактиров обращаться в городскую управу за особым разрешением на установку граммофонов. А получивший заветную “лицензию” трактир регулярно — не реже раза в месяц, — подвергался проверке: хозяин должен был приносить в местный полицейский участок список имеющихся в его заведении грампластинок. Несоблюдение этого правила грозило изъятием “музыкальной машины”.
