Уверен, что кому-то подобная оценка покажется излишне эмоциональной и пессимистичной. В последние годы конфликт на востоке Украины ушел на периферию российского массового сознания.
В отличие от 2014 года мы больше не ужасаемся, глядя на то, как вооруженные до зубов киевские силовики надвигаются на толпу старых женщин с иконами в Славянске. Мы больше не впадаем в состояние отчаяния, вглядываясь в фото молодой матери с ребенком, убитых в результате прямого попадания украинского артиллерийского снаряда, на фоне изуродованных многоэтажек Донецка. Мы свыклись с тем, что прямо за Ростовом-на-Дону начинается зона вялотекущих боевых действий.
Но то, что мы перестали остро ощущать боль, не означает, что эта боль исчезла. С каждым проходящим годом и месяцем конфликт в Донбассе превращается во все более увесистые гири на ногах российского государства, в проблему, которая в принципе не имеет оптимального решения.
Кому война, а кому фуа-гра
Если бы уже существовала телепортация, то попавший с ее помощью в центр Донецка гость из далеких краев мог бы никогда не поверить, что всего в нескольких километрах отсюда проходит линия фронта. «Парадная часть» столицы ДНР по внешнему виду не сильно отличается от центральных кварталов любого преуспевающего крупного постсоветского города.
Все вокруг чисто и убрано: коммунальные службы не прекращали полностью свою работу даже в разгар самых ожесточенных боев за Донецк. В популярном местном ресторане на 500 посадочных мест до самого недавнего времени в обмен на «скромную сумму» в полторы тысячи рублей можно было отведать изысканное французское кушанье фуа-гра. В оборудованном по последнему слову техники кинотеатре с богатой историей можно посмотреть самые последние российские киноновинки и лишь слегка залежавшиеся голливудские блокбастеры.
Все оптимистично также и в речах политиков. В прошлом году тогдашний зампред совмина и министр по налогам и сборам ДНР Александр Тимофеев (недавно он со скандалом покинул свой пост и переехал в Россию) заявил в интервью журналу «Эксперт»: «Если говорить о росте экономики, то да, экономика Донбасса уже вышла из состояния стагнации и поэтапно развивается… На сегодняшний день у нас нет проблем с малым и средним бизнесом. Он быстро восстановился, стабилизировался и начал развиваться. С крупным бизнесом не все так радужно…
Есть определенные сложности, но они вполне решаемы. Надеюсь, в течение этого года мы закроем все эти проблемы, и крупный бизнес снова начнет развиваться».
Так выглядит «фасад» жизни в Донбассе. А вот так — «тыльная сторона». Цитирую опубликованный в декабре 2017 года доклад Управления ООН по координации гуманитарных вопросов: «Человеческая цена вооруженного конфликта на востоке Украины критична. Кризисом затронуто 4,4 миллиона человек, из которых 3,4 миллиона нуждаются в гуманитарной помощи и защите.
Обстрел городских районов и объектов гражданской инфраструктуры означает, что 60% из людей, живущих вдоль «линии соприкосновения» длиной в 457 километров, затронуты обстрелами регулярно, а 40% — каждый день.
Каждый месяц до миллиона человек пересекают «линию соприкосновения», которая стремительно превращается в один из самых насыщенных минами районов планеты…
Миллионы людей, включая 1,6 миллиона вынужденных переселенцев, сталкиваются с необходимостью делать невозможный выбор между едой, лекарствами, крышей над головой, отоплением или образованием своих детей…
Уникальная демография кризиса на Украине состоит в том, что доля престарелых среди нуждающихся доходит до 30%... Количество страдающих от недоедания доходит до 1,2 миллиона человек. Наблюдается увеличение случаев заболеваемости резистентными к антибиотикам формами туберкулеза, ВИЧ и даже полиомиелита. Распространенность случаев заражения ВИЧ среди беременных женщин в районах конфликта значительно выше, чем в среднем по Украине».
На этом пункте доклада ООН я, честно говоря, споткнулся: не смог быстро сформулировать логическую связь между вооруженным конфликтом и увеличением заболеваемости СПИДОм. Но знающий ситуацию на месте бывший работник крупной российской гуманитарной организации откровенно посмеялся над моей несообразительностью: «Некоторые люди в Донбассе живут настолько бедно, что у них нет денег даже на презервативы!»
А вот другие люди в Донбассе, напротив, сколачивают себе сказочные состояния. Этой весной я дважды поучаствовал в закрытых встречах российских экспертов с их украинскими коллегами на нейтральной территории в третьей стране. Среди прочего перед нами выступал известный западный специалист по миротворческим операциям в зонах застарелых конфликтов — бывший глава специального объединенного командования вооруженных сил Великобритании, генерал сэр Ричард Бэрронс. Один из главных тезисов генерала звучал так: «Преступники всегда заполняют вакуум, который образуется в результате крушения закона и порядка».
Осветим только один аспект теневой жизни Донбасса. Как следует и из документов ООН, и из многочисленных свидетельств людей, знакомых с местными реалиями, зона масштабного вооруженного конфликта одновременно является зоной большой контрабанды. Согласно слухам и экспертным оценкам — точных цифр вам, разумеется, никто не назовет, — общий навар действующих в районе заминированной «линии соприкосновения» контрабандистов составляет до миллиона долларов в день. При этом на минных полях перевозчики нелегальных грузов, как правило, не подрываются. Как им удается этого избежать — догадывайтесь сами.
Если после этого беглого перечисления ужасающих проблем Донбасса у кого-то создалось впечатление, что мятежные «народные республики» оставлены наедине со своими бедами, то это впечатление должно быть срочно исправлено. В ходе своей «Прямой линии» с народом в июне этого года Владимир Путин заявил, отвечая на вопрос Захара Прилепина: «Невозможно запугать людей, которые живут на этих территориях — в Донбассе, в ЛНР, в ДНР. Мы видим, что там происходит, и видим, как люди это все переносят. Мы оказываем непризнанным республикам помощь и будем это делать дальше».
Слова ВВП не расходятся с делами. Согласно экспертным оценкам — я начинаю уже тихо ненавидеть эту расплывчатую формулировку, но, разговаривая о Донбассе, без нее, к сожалению, никуда, — на помощь Донецку и Луганску Россия ежегодно тратит до трех миллиардов долларов.
По меркам бюджета даже такой богатой и сильной страны, как Россия, это очень много. Но масштаб вызванных войной экономической и гуманитарной катастроф в Донбассе настолько огромен, что даже такие гигантские финансовые вливания из Москвы не способны кардинально переломить ситуацию. Конечно, очень многое зависит не только от объема имеющихся ресурсов, но и от того, насколько эффективно эти ресурсы используются. За такую эффективность Россия тоже очень упорно борется — хотя делать это очень непросто. Лидеры народных республик Донбасса прекрасно осознают свою исключительную зависимость от помощи Москвы — а еще то, что такая зависимость носит обоюдный характер.
Знаменитый афоризм Антуана де Сент-Экзюпери «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил» к ситуации в Донбассе, естественно, категорически неприменим. «Приручать» можно животных или склонных поддаваться давлению политиков и журналистов. Говорить что-то подобное про родственное нам население огромного соседнего региона — и нелепо, и глубоко оскорбительно. Как тогда выглядит применимая к ситуации в Донбассе корректная формулировка? С моей точки зрения, вот так: «Ты навсегда в ответе за тех, кого взял под свою защиту».
В теории Россия может «умыть руки»: отказаться от добровольно принятых на себя обязательств по отношению к населению Донбасса и отойти в сторону. Но на практике — по меньшей мере при нынешнем Президенте РФ — такое циничное решение является для нашей страны морально непозволительным и абсолютно невозможным. В высоких кабинетах Донецка и Луганска это прекрасно осознают: согласно злопыхателям, там часто можно слышать сентенции типа «никуда Россия от нас не денется» — и активно пытаются этим пользоваться.
В практическом преломлении это означает постоянное «перетягивание каната». Получив весомую помощь из России, отдельные лидеры Донбасса пытаются сказать посланцам Москвы: «Спасибо! Но дальше мы теперь сами! Мы ведь независимые!» «Конечно, независимые! — соглашаются с такой постановкой вопроса посланцы Москвы. — Но нам нужен отчет о том, как именно были потрачены выделенные на помощь вам средства из российского бюджета!»
Такое противостояние имеет место в кабинетной тиши — вдали от взоров публики. Но у меня создалось впечатление — именно впечатление, и не более того, — что в последнее время в деле установления финансовой дисциплины в народных республиках налицо некоторые успехи. Например, как шепчутся в московских чиновничьих кругах, при новом временном лидере ДНР Денисе Пушилине в республике резко повысилась «бюджетная прозрачность».
Читайте материал «Денис Пушилин: «Второго тура выборов в ДНР не будет»
В тех же самых московских чиновничьих кругах вполголоса говорят и о другом безусловном достижении — на этот раз не экономического, а военно-стратегического плана. Во время начальных стадий конфликта в Донбассе украинским силовикам часто противостояли разрозненные вооруженные формирования, признающие лишь своих полевых командиров. Сейчас в Москве уверены, что с «атаманщиной» в республиках Донбасса в значительной степени покончено: прежние разрозненные формирования теперь интегрированы в рамках дисциплинированных, хорошо обученных и хорошо вооруженных «народных милиций» ДНР и ЛНР.
Если все эти рассказы московских чиновников правда, то речь идет о безусловных достижениях — но достижениях совсем иного порядка, чем это требуется для разрешения конфликта в Донбассе. Население региона устало жить вдоль линии фронта, в условиях, когда все вокруг «временное». Истерзанный войной Донбасс жаждет мира и постоянного урегулирования. К сожалению, Украина не готова дать своим бывшим гражданам ни того, ни другого.
Чего хочет Киев
Легко ли это — добровольно и без особых сожалений отрезать себе левую руку, а после этого продолжать жить если не весело и счастливо, то, по крайней мере, без сожаления? Не знаю, показывает ли пример современной Украины, что это легко. Но он точно показывает, что это возможно.
Когда я впервые прилетел на упомянутую мной выше встречу с украинскими экспертами, я понятия не имел, как мне себя вести. Я не понимал, например, должен ли я подавать руку коллегам из еще недавно братской страны. И я не понимал, подадут ли руку мне. Я не знал, плакать ли мне или смеяться после выслушивания примерно следующих хвастливых заявлений противоположной стороны: «У нас, в Украине, — развитое гражданское общество, а у вас, в России, — царство средневекового образца». И я выпадал в осадок, когда нам, россиянам, с угрожающими нотками в голосе заявляли: «Наша военная стратегия состоит в нанесении вам неприемлемого ущерба. Готова ли ваша страна получить 50 тысяч гробов?..»
Однако вскоре я привык и освоился. Я обнаружил, к своей радости, что непреодолимые политические разногласия с украинскими коллегами не мешают нашему нормальному человеческому общению — и даже совместному купанию в мартовском Средиземном море. Я научился особо не реагировать на хвастливые или угрожающие заявления «партнеров»: через десять-двадцать минут их авторы с такой же убежденностью в своей правоте могли произнести нечто нейтральное или даже прямо противоположное по смыслу.
Но все эти радостные открытия не убрали из моей души поселившиеся там в начале наших встреч чувства обреченности и безысходности. Эти чувства остались потому, что у них появился новый источник. «В Украине распространена точка зрения, что Донбасс в любом случае будет «токсичным» регионом, который лучше пока оставить в стороне и сосредоточиться на своем внутреннем развитии» — в отличие от того, что я цитировал выше, эти фразы не произносились украинскими участниками в расчете на внешний эффект. Они произносились абсолютно спокойным и неэмоциональным тоном — как констатация факта, как изложение мнения, принятого большой частью украинского общества.
Как можно признать часть своей территории «токсичной» и относиться к судьбе ее жителей с таким неприкрытым равнодушием? Разгадка кроется в самой структуре украинской политики, в яростном нежелании новой киевской политической элиты делиться властью. «Я много раз бывал в Донецке и Луганске до начала войны. В отличие от Крыма, они не хотели в Россию. Они хотели взять власть в Киеве», — сказал мне один из самых тонких московских знатоков украинской политики Станислав Белковский.
Тезис «в Донбассе не хотели в Россию», с моей точки зрения, является очень спорным. Другие осведомленные и не связанные с нынешними властями в Донецке и Луганске собеседники уверяли меня прямо в противоположном. Но сейчас разговор не об этом. Сейчас разговор — об очень точной фразе Белковского, уцепившись за которую, можно докопаться до сути нынешней украинской трагедии: «В Донбассе хотели взять власть в Киеве».
Оговорюсь, чтобы не было недопонимания: речь в данном случае идет не о власти распределять должности и финансовые потоки. Такая власть до 2014 года у тогдашней донецкой политической элиты как раз была: вспомним, ставленником какого именно регионального клана являлся экс-президент Украины Виктор Янукович. Речь в данном случае идет о власти идеологической, о способности влиять на вектор развития страны.
До бурных событий четыре с лишним года тому назад украинская политика была основана на беспокойном и непрочном сожительстве отстаивающего свое права на собственные ценности русскоязычного востока и нацеленного на свое единоличное доминирование агрессивного запада государства. Однако в результате насильственной смены власти в Киеве весной 2014 года равновесие было нарушено: сначала отвалился Крым, затем заполыхал Донбасс.
«Западенцы» расценили эти события не только как свое большое поражение, но и как свой большой шанс — шанс навязать населению остальной территории страны свои идеологические принципы и начать ускоренное строительство «по-настоящему монолитной украинской нации». Донбасс в своем нынешнем виде такому «национальному строительству» только помеха. Регион воспринимается сейчас киевской политической элитой как носитель чуждой и враждебной идеологии, которому не место в «стране победившего Майдана».
Означает ли это, что в Киеве готовы распрощаться с Донбассом навсегда? Ни в коем случае. И вот в чем ключевой нюанс: новая, идеологически единая политическая элита Украины не хочет замирения с жителями Донбасса как с родственниками, с которыми возникло временное недопонимание.
Киев воспринимает население «народных республик» как предателей, которых нужно покорить и прижать к ногтю. Как очень метко и образно сформулировал один из украинских участников нашей встречи: «Согласны ли мы смириться с потерей Крыма? Нет! Готовы ли мы воевать за Крым? Нет! Согласны ли мы смириться с потерей Донбасса? Нет! Готовы ли мы воевать за Донбасс! Да!»
Не буду напоминать о том, что подобная позиция неприемлема для путинской России: об этом уже было сказано. Напомню о том, что является даже еще более важным. Такая позиция абсолютно неприемлема для жителей народных республик Донбасса. «Сейчас нельзя прийти в Донецк и Луганск и заявить: теперь вы снова будете украинцами! Местные жители озлоблены на Украину со страшной силой. Тысячи людей, которые погибли в результате конфликта, — это не то, что можно взять и забыть в один момент», — заявил мне Станислав Белковский. То же самое говорят и все другие наблюдатели и эксперты.
Где весь этот набор обстоятельств оставляет Россию? В положении геополитического игрока с очень ограниченной свободой маневра. Не проходят и дня, чтобы на Западе или в Киеве не обвиняли официальную Москву в невыполнении Минских соглашений. Но такого рода упреки — лукавство чистой воды, идеальный образчик дипломатического лицемерия.
Достигнутые в феврале 2015 года в столице Белоруссии договоренности объективно выгодны России. Предоставление Донбассу прав широкой автономии в составе соседнего государства восстанавливает разрушенный баланс в украинской политике. Полное выполнение Минских соглашений означает, что Киеву придется наступить на горло собственной песне. Нынешний украинский режим делать это ни в коем случае не хочет и изобрел для оправдания этого своего нежелания весьма остроумную формулу: мол, это не мы не выполняем Минские соглашения! Это они, русские, не выполняют!
Запад это все прекрасно видит, но, исходя из своих собственных эгоистичных интересов и политических симпатий, делает вид, что верит горестным клятвенным заверениям украинского руководства. Получается тупик, выхода из которого не просматривается — и не будет просматриваться до тех пор, пока украинские политики будут считать, что время работает на них.
Россия с ее собственными острыми социальными проблемами вынуждена тратить миллиарды долларов на помощь территории, которая с точки зрения международного права и официальной позиции Москвы является частью другого государства. Россия страдает от международных санкций: в отличие от американских, которые вводятся под самыми разными предлогами и, похоже, уже просто ради получения удовольствия от самого процесса, большая часть серьезных европейских санкций связана именно с Донбассом. Россия несет имиджевые потери и впрямую соседствует с зоной постоянно тлеющего вооруженного конфликта.
Официальный Киев такое положение дел полностью устраивает. Украинские политики хотят, чтобы оно продлилось как можно дольше. Они надеются взять Москву измором, дождаться момента, когда российскому руководству все надоест, и оно добровольно сдаст все свои нынешние позиции.
Конечно, больше всего сохранение нынешнего статус-кво бьет не по России с ее поднакопленными финансовыми, оборонными и прочими резервами. Больше всего страдают простые жители Донбасса. Но, как мы уже установили, их мучения киевским политикам глубоко по барабану.
Есть ли в мире сила, способная убедить украинский политический класс изменить свой курс? В теории — есть. Это американцы. К неприятным рекомендациям со стороны европейских держав в Киеве уже давно привыкли относиться со снисходительным пренебрежением. Но если в посольстве США в украинской столице чего-то настойчиво требуют, то неважно, нравится ли это президенту Порошенко или нет.
Янки обычно добиваются своего. Например, как только Порошенко не сопротивлялся созданию различных новых антикоррупционных органов на Украине! Американцы все равно продавили свой план. Объем украинской коррупции это, правда, не сильно снизило. Но это уже совсем другая история.
Америка могла бы стать партнером России по разруливанию кризиса в Донбассе. Могла бы — но в обозримом будущем не станет. Зачем ей это — помогать русским и украинцам мириться друг с другом? В глазах Вашингтона русские — это враги, а украинцы — расходный материал. Америке выгодно, чтобы Москва и Киев продолжали конфликтовать.
«Возможно, что вы — это уже потерянное поколение. Возможно, что разговоры о примирении в Донбассе касаются уже не вас, а ваших детей», — сказал смешанной российско-украинской аудитории отставной британский генерал сэр Ричард Бэрронс. Когда я выслушивал эти слова, мое сердце громко протестовало. Но моя голова тщетно пыталась найти аргументы против «диагноза» опытного британского военного.
Не менее верным я считаю и замечание одного из российских участников конференции: «Принято говорить о замораживании конфликта в Донбассе. Но конфликт в Донбассе не замораживается — он лишь откладывается».
Да-да, именно откладывается — с непредсказуемыми последствиями для всех «виновных, невиновных и даже непричастных».
Конечно, надо верить в хорошее — верить и добиваться этого хорошего. Но легко в Донбассе не будет ни при каких обстоятельствах.
Читайте материал «В Донецке грянул взрыв с переворотом: неугодных кандидатов убирают»
