Вторая половина первого президента

Наина Ельцина: «Я никогда себя не чувствовала женой должностного лица. Я чувствовала себя женой своего мужа»

У супруги первого Президента России юбилей. Наине Иосифовне Ельциной исполняется 80 лет. В любом государстве и в любое время жены первых лиц обычно делятся на несколько типов. Одни с головой бросаются в водоворот политических игр, иногда даже заслоняя своего мужа. Другие, напротив, уходят в частную жизнь и чураются политики, как чумы. Проведя два с лишним часа с Наиной Ельциной, я пришел к выводу: она относится к третьему типу политических жен. Самому правильному.

Из всех наших руководителей за последние 50 лет именно Борис Ельцин принес нашей стране наибольшее количество перемен. И как следствие — политическая карьера Ельцина напоминала американские горки. Падение следовало за взлетом. Взлет за падением. Наблюдая за изумительной политической одиссеей Бориса Ельцина, я не раз задавался вопросом: как он все это выдерживает? Откуда у него столько сил? Почему он каждый раз поднимается после, казалось бы, сокрушительного удара? Теперь я уверен, что я нашел свой ответ. Имя этого ответа — Наина Иосифовна Ельцина.

Наина Ельцина: «Я никогда себя не чувствовала женой должностного лица. Я чувствовала себя женой своего мужа»

— Наина Иосифовна, в юности у вас наверняка были и другие претенденты на вашу руку кроме Бориса Николаевича. Что вас заставило сделать выбор именно в его пользу?

— Я как-то никогда и никого не выбирала. Я вообще не думала о том, что должна выйти замуж. В общежитии у девчонок из нашей комнаты были очень хорошие отношения с ребятами из комнаты Бориса Николаевича. Кто-то в кого-то влюблялся, кто-то кому-то нравился. А вот у нас с ним была очень хорошая, крепкая дружба. Мы как подружки были. Хотя на втором курсе между нами какая-то искра пробежала. Мы поцеловались, ушли с вечера, долго гуляли. И все, поцелуями все и закончилось в тот вечер. Наверное, мы после этого всегда держали друг друга в поле зрения. Но я дала себе слово, что в институте замуж не выйду.

— И как же ваши отношения развивались дальше?

— Он мог к нам зайти в комнату и спросить: «А когда мы с тобой поженимся?» Я ему в шутку отвечала либо «никогда», либо «давай прямо сейчас». Иногда он меня мог встретить в коридоре и поцеловать в щечку в знак дружбы. Я, конечно, не знаю, что он ощущал тогда. У меня в институте учились четверо ребят из моего родного Оренбурга. И они ко мне приходили. Кто-то из них был в меня влюблен. Борис это чувствовал и иногда мог спросить: «А ты с ним целуешься?» Я отвечала: «Спроси у него».

Все это было в шутку. Но когда я пришла его поздравлять с защитой диплома — именно его, никого другого я не поздравляла, — он меня спросил: «Ну, а теперь-то когда мы поженимся?» Я ответила: «Не знаю. Ты уезжаешь на сборы. Я уезжаю по распределению». Когда мы прощались, он мне сказал: «Давай проверим наши чувства и через год встретимся на нейтральной территории». Я ему: «Как на нейтральной территории? Ты остаешься в Свердловске, а уезжаю в Оренбург. У нас только две территории». Но вышло все именно так, как он сказал.

2006 год: в резиденции в Барвихе. Фото из семейного архива

Правда, когда я уехала, он весь год писал мне письма...

— И какое же место выступило в роли «нейтральной территории»?

— Через год он в составе команды по волейболу приехал на турнир в Куйбышев (сейчас Самара). Оттуда мне пришла телеграмма, подписанная его другом: «У Бориса плохо с сердцем, срочно приезжай». Я перепугалась, бросила все, взяла три дня отпуска. Ближе к вечеру нашла гостиницу, в которой остановилась команда из Свердловска. Пришла туда, думаю, сейчас кого-нибудь встречу из команды и спрошу, в какой больнице находится Борис. Стою перед дверью гостиницы и вдруг вижу: он идет. Как он мне потом рассказал, у него была тренировка, и он бежал на ужин.

Я его окликнула. Он выбежал. Я ему: «Как? Ты разве не в больнице?» — «А почему я должен быть в больнице?» — «Вы же телеграмму мне отправили, что у тебя плохо с сердцем». — «А у меня действительно плохо с сердцем. Я тебя не обманывал». — «А что с ним?» — «Оно болит от любви. От любви к тебе».

Гостиница стояла на берегу Волги, и мы всю ночь прогуляли, просидели, проговорили на лавочке. Нам показалось, что светло стало мгновенно. И он говорит: «Все, теперь мы уже точно поженимся». Мы поняли, что мы друг без друга не можем.

Через несколько дней закончились соревнования, и он приехал ко мне в Оренбург и попросил моей руки у родителей. Это был июль 1956 год. Уже в сентябре у нас была свадьба.

— А правда ли, что среди ваших прошлых поклонников был и Юрий Гагарин?

— Об этом к моему прошлому юбилею пять лет назад со слов фантазеров написал «МК». Пусть же теперь ваша газета это опровергнет и напишет, как все было на самом деле. 12 апреля 1961 года я сидела дома с ребенком. По радио вдруг сообщение, что человек полетел в космос. А дальше я слышу, это Юрий Гагарин и он мой земляк, он из Оренбурга! Я схватила ребенка и побежала к соседке Клаве. Я и говорю ей: «Представляешь, человек в космосе — это мой земляк! Он из Оренбурга. Может быть, я его в Оренбурге когда-нибудь и видела?!» Это все, что я ей сказала. Я ведь не была знакома с Гагариным.

К моему 75-летию журналисты готовили материал обо мне, Клаву нашли журналисты, и она им придумала историю о том, что я молоденькой девушкой танцевала в Оренбурге с курсантом Юрием Гагариным. Я прочитала это и глазам своим не поверила, расстроилась. И как-то в очередной раз я поехала в Екатеринбург. Там как раз был День города. Губернатор пригласил меня на выставку цветов. Идем по площади, и вдруг мне навстречу Клава. Она бросилась ко мне. Я в какой-то мере обрадовалась встрече, хоть обида у меня и была. Я не могла понять, как человек может сказать неправду. Я этого и себе в жизни не позволяла, и следила за детьми, чтобы, ради бога, никакой лжи не было. Поэтому вместо приветствия ей сказала: «Клава, как ты могла такое сочинить? Я тебе лишь сказала, что в космосе мой земляк». Она: «Ну, прости! Ну, приврала маленько!»

— У вас очень необычное имя, которое, насколько я знаю, вы взяли себе уже в зрелом возрасте. Почему вы остановились именно на имени Наина?

— Как в зрелом возрасте? Да, при рождении меня назвали Анастасией. Но в Оренбурге девочек с таким именем коротко зовут Ная. Так меня и звали в детстве. Я в семье была старшим ребенком и очень легко находила общий язык со своими младшими братьями и сестрами. И папа не раз говорил мне: «Ты обязательно будешь учительницей. А имя Анастасия Иосифовна ученики не выговорят. Поэтому, раз ты Ная, будь лучше Наиной».

Когда я училась в школе, мне имя Наина не особо нравилось. Помню, прихожу с подружками в мужскую школу на какой-нибудь вечер, где учились ребята с нашей округи. И тут кто-то кричит цитату из Пушкина: «Ах, витязь, то была Наина». Меня это раздражало. Я вообще всего стеснялась. Но мне и в голову не приходило попросить, чтобы меня звали Настей.

— И что же вас заставило официально поменять имя в паспорте?

— Как-то, когда я уже была главным инженером проекта, к нам в комнату зашел один из руководителей и обратился ко мне: «Анастасия Иосифовна». А я не осознаю, что он обращается ко мне. А напротив коллега говорит мне: «Наина, это к тебе». Я посмотрела и сказала: «Извините, Геннадий Иванович, я вас не услышала». Мне так было непривычно слышать это имя — мое имя. Одна из моих подруг по работе и надоумила меня: «Возьми и поменяй его».

2007 год: с внучкой Машей и внуком Ваней. Фото из семейного архива

Я зашла в загс — тот самый, где мы в свое время с Борисом регистрировались, и спросила: «Можно поменять имя?» Заведующая загсом ответила: «Конечно, можно. Несите все документы». Борис тогда был в командировке. И уже на следующий день, даже не посоветовавшись с ним, я сдала эти документы в загс.

— И как этот ваш поступок воспринял Борис Николаевич?

— Когда я получила новый паспорт, я показала его Борису. Он посмотрел, улыбнулся и ничего мне не сказал. Он был очень тактичным человеком. Правда, какое-то время он называл меня не по имени, а звал просто «девушкой». И однажды дочери меня спросили: «Мама, а почему тебя папа девушкой зовет?» Я ответила: «Ну, наверное, ему так нравится». Но потом я его сама об этом спросила. А он: «А что, тебе девушкой не нравится? Хорошо, буду звать Наей».

Вот такая история моего имени.

— Какой период жизни вашей семьи вы считаете самым счастливым?

— Жизнь с Борисом Николаевичем для меня была счастливой всегда. Конечно, какие-то периоды были сложнее, какие-то полегче. Например, жизнь в Свердловске, по сравнению с Москвой, конечно, была более спокойной. Хотя и она не была легкой — особенно когда Борис Николаевич стал первым секретарем обкома. Я ведь и сама работала, и весь дом был на мне. Приготовить завтрак, обед и ужин. Уборка, стирка. Я постельное белье никогда в прачечную не отдавала. Тогда были такие прачечные, что у меня было чувство брезгливости. Я все стирала дома. А мужу нагладить костюм? А девчонок в школу собрать? Как-то раз к нам приехала в отпуск сестра. Она посмотрела, как я словно белка в колесе кручусь, и сказала: «Как ты живешь в таком аду? Я бы не смогла!» Но потом, когда мы приехали в Москву, вот тут я поняла, что такое настоящий ад! И жизнь в Свердловске мне уже казалась раем.

— А разве у супруги первого человека области не было обслуги?

— Тогда ее ни у кого не было. Мы жили в подъезде, где жили все секретари обкома. Прислуги не было ни у кого. Мы воспитывались без нянек и домработниц. У нас было другое отношение к жизненным условиям. У меня даже в мыслях не было приглашать кого-то помыть окна. Все делали сами. Потом уже дети помогали, когда стали старше.

— Хорошо, как жена крупного партийного руководителя вы вполне могли бы не работать. Почему вы перестали работать только после выхода на пенсию?

— У нас и в мыслях не было, что можно как-то жить без работы. К тому же мой родной проектный институт в Свердловске был для меня как вторая семья. Когда я уезжала в Москву, мне казалось, я не смогу жить без моих девчонок. Я себе и представить не могла, как можно утром не бежать на работу. Да, и я чувствовала себя уверенно, спокойно, что я зарабатываю деньги и это вклад в наш семейный бюджет. Да, Борис Николаевич по тем временам получал очень приличную зарплату, но вторая зарплата была как минимум не лишней. Мы помогали родителям. У нас никогда не было сберкнижки. Есть деньги — мы их тратим. Нет денег — я могу занять на работе.

— А как вы вообще в 1985 году восприняли новость о переводе Бориса Николаевича в Москву?

— Плохо восприняла. Ему давно предлагали переехать в Москву. Еще когда он была начальником домостроительного комбината, ему предлагали перейти на работу в министерство. Ему тогда даже предложили квартиру на Фрунзенской набережной. Но ни он не хотел переезда в Москву, ни я.

Я помню, однажды мне приснилось, что мы переезжаем в Москву. И даже во сне рыдала! А когда проснулась, поняла: «Господи! Мы дома!» Но, когда в 1985 году предложили перейти на работу в ЦК, выбора не было. Партийная дисциплина: или партбилет на стол, или подчиняйся. Я ведь знала Москву, бывала часто в командировках здесь. Мне московский ритм жизни совершенно не нравился. А в Свердловске было все свое, родное.

1963 год: с дочерьми Таней и Леной. Фото из семейного архива

— И насколько тяжело вам дался переезд в столицу?

— Человек в конце концов ко всему привыкает. Дети, например, нормально адаптировались. И они, и внуки не видят для себя другой жизни, кроме как в Москве. Я, конечно, тоже старалась привыкать. У меня не было другого выхода. Но я так и не могу сказать, что Москва стала моим родным домом.

— А вы успели за этот период подружиться с кем-нибудь из жен других членов Политбюро? Как сложились ваши отношения с Раисой Максимовной Горбачевой?

— С Раисой Максимовной мы встречались на разных официальных мероприятиях. Отношения были нормальными. Мне очень нравилась супруга секретаря ЦК Капитонова Тамара Вениаминовна. Она была детский врач, очень обаятельная женщина. Мы бывали у них дома. Когда устраивались эти мероприятия для жен членов Политбюро, мы с ней и супругами Талызина и Демичева вместе садились в самом конце стола. Там мы чувствовали себя комфортно.

Когда Борис Николаевич был президентом, я хотела позвонить Тамаре Вениаминовне и встретиться. Но потом я подумала: как она это воспримет?

— Когда вы стали первой леди России, кого вы считали образцом для себя?

— Я об этом никогда не задумывалась. Я по жизни никогда не создавала себе никакого образа. Какой я была в Свердловске, такой и приехала в Москву. Такой же была и когда Борис был президентом, и когда он ушел в отставку.

— Но разве человек не меняется в зависимости от жизненных обстоятельств? И что вы считаете главным в роли первой леди такой страны, как Россия?

— Да, когда ты супруга президента, на тебе совсем другая ответственность. Ты понимаешь, что представляешь страну. Нельзя расслабиться, нельзя показать, что устала, ты все время на виду. Перед любой поездкой нужно готовиться к визиту, почитать о культуре, истории, современной политической ситуации в этой стране. Или, например, внешний вид. Я всегда следила за своей одеждой. И в Свердловске, и здесь, в Москве. Модницей никогда не была, одевалась просто и строго, мне было так комфортно. Особо себе позволить ничего нельзя было. У нас денег на дорогие фирменные вещи или специальные пошивы у каких-то известных модельеров не было. Но я считаю, что я нормально одевалась. Главное — оставаться человеком. Я никогда себя не чувствовала женой должностного лица. Я чувствовала себя женой своего мужа. А роль жены президента сыграть нельзя. Это ведь жизнь, а не театр.

— А какой совет вы могли бы дать будущим российским первым леди?

— Словосочетание «первая леди» всегда резало мне ухо. Леди надо родиться, стать ею невозможно. Какие мы леди, мы жены своих мужей, которые стали лидерами своих государств. У каждого времени свои запросы. Как я могу кому-то что-то советовать? Скажу лишь, что самое основное — это всегда оставаться самой собой и помнить, что на тебе огромная ответственность.

В моем понимании — и, наверное, в понимании каждой жены президента — высокая должность мужа его жене не дает никаких прав, одни обязанности. Ты не можешь сделать что-то такое, чтобы муж за тебя краснел. Я всегда гордилась своим мужем. И считаю, что и он мог гордиться мною. Я никогда не доставляла ему никаких волнений. Я всегда думала: «А что он об этом подумает?»

— В годы правления Бориса Николаевича у вас был образ человека, который принципиально никогда не вмешивается в политику. Так ли это было на самом деле?

— Вы правы, в политику я никогда не вмешивалась, но всегда ею интересовалась. И сейчас интересуюсь. И как можно быть женой президента и быть вне политики? Это невозможно. Я смотрела все по ТВ, когда у меня было время. Я читала все газеты и сейчас читаю. Хотя дочери и говорят мне: «Мама, хватит читать газеты». Я же спокойно не могу читать. Я начинаю нервничать, с ними спорить. Они начинают меня в чем-то разубеждать. Вся семья живет политикой. Мы столько времени были в гуще событий в стране. Уйти из этого невозможно.

— Неужели у вас с Борисом Николаевичем никогда не было политических разногласий? Разве два человека могут всегда и во всем соглашаться?

— У нас в семье еще со свердловских времен был закон: мы никогда дома не говорили о работе и политике. Политики ему хватало на работе. Бывали моменты, когда кто-нибудь начинал говорить на эти темы. Но он умело переводил разговор, и все это понимали и замолкали.

А разногласий у нас по политическим вопросам действительно не было. Я всегда и во всем его поддерживала. Еще со свердловских времен.

1965 год: сестры Наина и Роза. Фото из семейного архива

— А политические советы вы ему пытались давать?

— Советы Борису Николаевичу давать было невозможно. Он всегда делал только то, что считал нужным. И только свои решения он претворял в жизнь. Да, он советовался со своими коллегами по работе — помощниками, советниками, руководителями в правительстве. У него была удивительная интуиция. Он никогда не начинал дело, если не видел, как оно закончится.

Что же до моих советов, то, конечно, я по его лицу видела, если он чем-то озабочен. Но любопытства у меня никогда не было. Если он считает, что я должна что-то знать, тогда он мне об этом скажет. Если он считает, что я об этом не должна знать, зачем я буду его спрашивать? О многих его мыслях в политике я узнала только тогда, когда прочитала его книги.

— Какой момент президентства Бориса Николаевича был для вас самым радостным?

— Самый радостный — 31 декабря 1999 года.

— И какие чувства вы тогда испытали?

— Успокоение. Мне уже не нужно было волноваться, он уже больше не шел на эту ужасную работу. А какое это было всегда волнение! А тут он всегда был рядом.

— А у вас до этого никогда не возникало желания, чтобы ваш супруг был не президентом, а простым человеком?

— Нет, конечно. Он быстро стал руководителем, сначала мастером, потом прорабом, потом главным инженером, затем директором домостроительного комбината. Он все время отвечал за людей, у него все время были планы, которые он обязан довести до конца. И другую жизнь мне как-то трудно представить. Конечно, я никогда не хотела, чтобы он был президентом. Это я могу твердо сказать. Для меня каждая его новая карьерная ступенька всегда была новым переживанием. Ведь он всего себя отдавал работе. Я никогда не хотела его карьерного роста. Но я знала, что этот рост будет. Не потому, что ему нужна была новая высокая должность. Просто на уже освоенном участке ему было неинтересно. Ему нужен был больший масштаб.

— Становясь лидером великой страны, человек получает огромное количество возможностей, но при этом и очень многое теряет. С вашей точки зрения, оно того стоит?

— С точки зрения семьи — не стоит. Но что делать, если человеку это нужно исходя из его мыслей и из его понимания долга? Еще в 1989 году он мне сказал: «Надо спасать Россию!» Если бы мы не приехали в Москву, он бы, наверное, не стал президентом. Он ведь только здесь все это почувствовал. Он ведь не просто так написал заявление о выходе из состава Политбюро. Казалось, вот она, вершина партийной карьеры. Но он решил, что он не будет вместе с ними разваливать страну.

— Извините меня за этот вопрос, но многие считают, что он-то как раз страну и развалил...

— Советский Союз рухнул под тяжестью проблем, накопившихся за многие годы. У нас у всех есть ностальгия по той большой стране. И у меня она есть. Борис Николаевич хотел сохранить Союз и очень много для этого делал. Например, он много работал над тем, чтобы СССР стал конфедерацией. Он не отделил Россию от Советского Союза, как это сейчас преподносят. Он лишь хотел, чтобы у России было столько же прав и суверенитета, сколько у других союзных республик. Но так получилось, что Россия стала самостоятельной. И он отдавал всего себя, чтобы жить в России стало лучше. И все, что он мог сделать для этого, он сделал. А то, что дел еще впереди много и тем, кто пришел и придет после него, есть еще немало работы, так это правда.

2012 год: после интервью «МК».

— Что вы можете сказать тем россиянам, которые по-прежнему испытывают по отношению к Борису Николаевичу чувство обиды?

— Борис Николаевич в своем последнем обращении к россиянам попросил прощения у всех, кто обижен на то время. Жизнь все расставит на свои места. Люди поймут, что Борис Николаевич искренне хотел, чтобы Россия была в ряду самых цивилизованных стран, и все для этого делал.

— Принимали ли вы участие в недавнем голосовании на выборах Президента России?

— Я начиная с 18 лет ни одного голосования не пропустила.

— И за кого, если не секрет, вы отдали свой голос?

— За светлое будущее нашей России.

— Это за Владимира Владимировича или за кого-то еще?

— Не будем называть фамилий. Это было бы неправильно.

— А как вы относитесь к многочисленным демонстрациям и митингам протеста?

— Я считаю, что Борис Николаевич дал стране свободу и заложил основы демократии. И сейчас мы живем в демократической стране. У нас ведь народ избирает власть, а не власть выбирает народ. Правильно?

— По крайней мере, в теории да.

— Нет, народ избирает свою власть. Поэтому власть должна прислушиваться к народу. Борис Николаевич, например, всегда прислушивался. Это здорово, что молодежь не хочет быть в стороне от жизни страны. Она хочет участвовать в строительстве России. Это надо только приветствовать. У нас умная молодежь, и к ней надо прислушиваться. Другое дело, что, выражая свою гражданскую позицию, нельзя нарушать закон. В любой толпе вполне могут быть провокаторы или люди с больными головами. На митинги ведь ходят очень разные люди.

— Скоро исполнится пять лет с тех пор, как нет Бориса Николаевича. Как после этого изменилась ваша жизнь? Вы свыклись с этой потерей или это в принципе невозможно?

— Эта боль никогда в душе не утихнет, хотя и говорят, что время лечит. Острота, безусловно, со временем спадает. Но смириться, согласиться с этим невозможно никогда. Легче не становится.

— После смерти Бориса Николаевича появлялись сообщения, что вам предложили выехать из резиденции, где вы с ним жили. Так ли это?

— Вы сейчас находитесь именно в той резиденции. Никто мне ничего подобного никогда не говорил. Это абсолютная ложь. Другое дело, что я сама понимаю, что я здесь жить не должна, это государственная резиденция. Так получилось, что на даче, которую строил Борис Николаевич, фундамент стал разваливаться, пришлось весь дом перестраивать. Этой весной мой дом будет достроен, и я в него перееду.

Конечно, дочери Лена и Таня звали и зовут меня к себе. Но я так не могу. У меня слишком большая семья, которую я хочу принимать в собственном доме. Когда Бориса Николаевича не стало, Владимир Владимирович мне сказал: «Наина Иосифовна, живите пока здесь, когда у вас все устроится, тогда вы и переедете». И я ему за это благодарна.

— А как вы сейчас обычно проводите свои дни?

— Каждый день у меня занят. Мы вместе со старшей дочерью Леной занимаемся йогой — она ко мне сюда приезжает. Что-то готовлю — для внуков и правнуков. Маленькие дети любят, когда я сама им готовлю. Они это чувствуют. И мне тоже очень хочется приготовить им что-то вкусненькое.

— И каково ваше фирменное блюдо?

— Кто-то из детей любит пельмени. Младшие обожают котлеты. Для младшей внучки Маши пеку торт — лимонник, она его очень любит. Мой правнук Миша — сын моей внучки Маши — часто мне говорит: «Нет, бабуль, дома котлеты другие. У тебя вкуснее. Научи мою маму!» А я ему: «Ты лучше почаще приезжай к нам».

— И часто к вам приезжают внуки и правнуки?

— Каждый день кто-нибудь обязательно бывает. У нас семья большая — 18 человек: три внука, три внучки, четыре правнука и одна правнучка. Правнучке летом будет 3 года. Большего счастья нет, когда к тебе малышня приезжает, когда они радостно бегут навстречу. Тебя такие чувства захлестывают! Ты понимаешь, что доставляешь радость ребенку!

— А похож кто-то из младшего поколения семьи характером на Бориса Николаевича?

— Я в них никогда не ищу такого сходства. У каждого свой характер. Но, наверное, все равно что-то передается. Саня любит читать — думаю, это от деда. Ваня сейчас теннисом увлекается — вроде бы тоже от деда. Хотя, может, и от родителей передалось. Но все равно, самое главное, чтобы они все стали хорошими людьми.

— А у вас есть желание, чтобы кто-нибудь из них занялся политикой?

— Нет, конечно! Что вы! Даже мыслей таких не допускаю! Я, конечно, не знаю, как сложится их жизнь. Но я им такого не желаю.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру