Николай Петрович был женат лишь один раз, для Людмилы Андреевны это был третий брак. Оба звезды «Ленкома», прекрасные, успешные. Они прожили вместе 43 года. Сын, внуки...
Весна 2005-го. 1 марта в заголовок статьи «МК» вынесены слова Людмилы Поргиной.
«Николай узнал о смерти тещи и ночью помчался к жене с дачи»
«Вчера ночью в Москве, на Мичуринском проспекте, в страшную автокатастрофу попал популярнейший артист, всеми любимый Николай Караченцов. Актер получил тяжелейшие травмы и был госпитализирован в 31-ю горбольницу. В середине дня его перевезли в НИИ им. Склифосовского.
В воскресенье днем Караченцов играл на теннисном турнире “Большая шляпа”. Потом был на даче в Валентиновке. Но в час ночи в семье Караченцовых случилось горе — после долгой болезни умерла его теща, уже глубоко пожилая женщина.
В ее квартире в районе метро “Юго-Западная” находились жена Караченцова — актриса «Ленкома» Людмила Поргина с сестрой. Когда Николай узнал о смерти тещи, он позвонил жене и сказал, что выезжает к ней — хотел поддержать, помочь. Он сел в свой «Фольксваген-пассат» и помчался в Москву. Вместе с ним в машине находился его деверь Андрей Кузнецов, арт-директор одного из столичных ресторанов.
Как дальше развивались события, “МК” рассказала супруга Николая Людмила Поргина:
— Мы ждали Коленьку, а сами параллельно звонили насчет траурных дел, заказывали все на похороны. Коля все не ехал, но я даже не волновалась. Ведь он отличный водитель, и с ним никогда в жизни на дороге ничего не случалось. А в два часа раздался звонок. Позвонил Андрей и рассказал, что с ними произошло.
В это трудно поверить — «Фольксваген» разбился на пустой ночной дороге. Это просто невероятно: Николай Петрович — суперводитель на любых дорогах, у него огромный водительский стаж. И как такое могло произойти?
— Андрей рассказал, что они ехали нормально, хотя дорога была плохая, скользкая. И вдруг в какой-то момент машину закружило. Он только помнит, что Коля выворачивал руль. Потом удар — и провал.
Деверь очнулся первым и позвонил жене Караченцова. Людмила Поргина помчалась искать мужа с родственником. А их в это время уже везли в больницу.
— Хорошо, что мимо ехала «скорая», — продолжает Поргина. — Ведь они сами не могли вызвать машину — оба были без сознания.
Рассказывает заведующий 26-й подстанцией “Скорой помощи” Андрей Кулик:
— Наша 3-я бригада отвезла больного на госпитализацию и возвращалась пустой на подстанцию. В 2.17 около дома 8 по Мичуринскому проспекту, возле кинотеатра «Литва», увидели разбитую машину и в ней — людей.
Спасение пришло в виде врача «скорой» Петра Ефименко. Доктор-совместитель, он работает около года. В ту ночь Петр Михайлович работал один. Когда в темноте «нарисовался» изуродованный «Фольксваген», решение созрело мгновенно.
— В таких случаях мы действуем на автомате, — пояснил Ефименко. — Если едем с больным, вызываем другую бригаду, если одни — сами оказываем помощь. Поскольку состояние Караченцова вызывало опасения, мы госпитализировали именно его. Повезли в ближайшую, 31-ю горбольницу, на улицу Лобачевского.
Когда актера доставили в больницу, он был в коме. Травмы ужасные — перелом свода черепа, закрытая черепно-мозговая травма, внутричерепная гематома, тупая травма живота...
Рассказывает главврач 31-й горбольницы Георгий Голухов: «Николая Караченцова доставили к нам в 2.40. Учитывая тяжесть его состояния, мы сразу же вызвали нейрохирургическую бригаду вместе с главным нейрохирургом Москвы Владимиром Крыловым. Операция была очень сложной. Состояние тяжелое, но надежда есть».
После операции в палате вместе с Караченцовым находились еще три человека. С первого взгляда великого актера было трудно узнать: лицо очень опухло, под правым глазом сильнейшее кровоизлияние...
В понедельник днем консилиум врачей принял решение перевезти Караченцова в НИИ имени Склифосовского, где очень сильное отделение нейрохирургии. Артиста перевезли в НИИ в 15.00. Следить за состоянием больного будет лично главный нейрохирург города.
— Сколько времени продолжалась операция? — спрашиваем у жены артиста.
— Несколько часов, это точно, — рассказывает Поргина. — Мы приехали в больницу где-то в половине четвертого утра, а в полвосьмого врачи нам сказали: “Езжайте домой”. Операция еще продолжалась.
— Ваш родственник тоже в больнице?
— Да нет, он отказался, хотя у него тоже очень сильный ушиб головы. Но он не может нас оставить, ведь 2 марта — похороны мамы.
— В каком сейчас состоянии Николай Петрович? Он пришел в себя?
— Нет. Он в реанимации, но врачи говорят, что операция прошла хорошо. Я молюсь, мы все молимся. Господи, лучше забери мою жизнь, чем такого человека, как Коля! Ведь таких нет. Я его так люблю...
Немыслимо, что два несчастья — смерть тещи Николая Петровича и страшная катастрофа — так совпали по времени. Увы, судьба устраивает подобные испытания. Кстати, в семье Караченцова ждут и радостного события: жена его сына Андрея на 7-м месяце беременности (у актера уже подрастает внук Петя). Дай-то Бог, чтобы страшное известие не отразилось на самочувствии женщины и ее будущего ребенка».
Невестка Караченцова и Поргиной родила девочку Янину.
Читайте интервью с Ириной: «Невестка Караченцова рассказала о последних днях актера: «Звал маму»
«Ипытание открыло нам нас самих»
Прошло два года. Перед 65-летием Николая Караченцова наш обозреватель Марина Райкина навещает его дома.
«Праздник, но особенный. Где хочется больше радости, но примешивается горечь. Еще пять лет назад, когда в “Ленкоме” гуляли его шесть десятков, все восклицали: “Да какие 60?! В 60 так не скачут по сцене!” А мышцы? А стать? Как у молодого! Но теперь я понимаю, что в его случае цифры не имеют никакого значения. У него свой счет в жизни. Свои счеты с ней. И другие оценки. Мы радуемся, что он просто жив, просто есть.
Если бы не эта чертова авария пять лет назад… Если бы он в ту ночь не сел за руль и не помчался по скользкому шоссе… Если бы — вот уж точно безответственность сослагательного наклонения: и так могло быть, и эдак случиться. Но случилось то, что случилось, и я говорю себе, поднимаясь на лифте на пятый этаж: “Это такой этап в его жизни. Такая полоса, которую только он, и никто другой, преодолел”.
Итак, квартира №29 на пятом этаже. «Да вы проходите, может, есть хотите?» Людмила Поргина, жена Николая Караченцова; домашнее прозвище, известное всей стране, — Девонька. Яркая блондинка с голубыми до весенней прозрачности глазами. Не знает, что такое грусть-тоска и плохое настроение. Не знала ни тогда, когда ее муж был на вершине славы (цветы, поклонницы, гонорары), ни теперь, когда он, как говорит она, ранен. Многие-то считают, что убит. В такую глупость (или жестокость) она не верит.
- А Коля в кабинете, кажется, телек смотрит, — бросает на ходу Люда и бежит на кухню.
Николай Петрович — он же Петрович, он же Колясик — сидит в кресле, курит. В глазах прежде читались и отчаяние, и безнадежность. Теперь — понимание, осознание и уверенный покой, к смирению мало относящийся. Какую, однако, вижу перемену: лицо, которое больше четырех лет было неподвижно-анемичным, оживает, и это сразу бросается в глаза. Он встает, прикладывает руку к груди — и впервые за все эти четыре с лишним невыносимо трудных года я отчетливо, “без переводчика”, разбираю его слова: “Очень рад, очень рад”.
- Да он отлично говорит. Ты у меня красавец, — говорит Люда и поправляет ему волосы, мало тронутые сединой. Петрович смотрит на нее, смеется. Невозможное возможно?..
Еще она рассказывает, что они поменяли логопедов и очень довольны районными врачами.
- Три раза в неделю по 40 минут. Начинаем занятия с анекдотов Никулина. Максим Никулин подарил нам книгу папы, а Коля, ты же знаешь, любит анекдоты, вот мы их и читаем. Прекрасный врач, Коля с ней читает Пастернака, Бродского. Когда степ бьет, то уже может держать пике — это когда на одной ноге надо зависнуть. Вот такие у нас дела.
На стене в кабинете, в столовой — портреты из “Юноны”. Про первый отечественный мюзикл, про отчаянного графа-путешественника и Караченцова, его сыгравшего, кажется, известно все. Но каждый раз — новые подробности.
- Незадолго до премьеры мы с Колечкой поехали в Загорск брать у отца Владимира благословение. Привезли батюшку на прогон, а на прогоне все дрожат. Марк Анатольевич сказал, чтобы все моряки, то есть те артисты, что играли моряков, надели крестики. Это в то-то время! А батюшка посмотрел прогон и сказал: “Здесь присутствует дух Божий. Не волнуйтесь”.
- Скажи, как ты справлялась с поклонницами?
- Нормально. Они звонили, говорили гадости. Кидали мне вслед камни и железки. Когда наш сын Андрюшечка был маленький, мы, уходя на спектакль, строго-настрого ему приказывали: “Никогда никому не открывай!” — и он из стульев у двери строил баррикады. Так за него боялись. А поклонницы сидели в сугробах у дома. Одна покончила с собой. И мы ездили с Колечкой в милицию объясняться.
Но, знаешь, я их понимаю. Как только я вставала в кулисы, смотрела на Колю, как он работает, тут же попадала под его обаяние. Я рыдала, когда он пел: “Я умираю от простой хворобы”. И рыдала не потому, что это пел мой муж, — просто он так работал и в Москве, и в Нью-Йорке, и в Париже.
- Было искушение остаться за границей? Петровичу предлагали?
- Конечно. Я помню, в Америке мы даже поссорились (хотя это невозможно для нас). Сумасшедше прошли гастроли “Юноны” в США. Про Колю писали: мощь, страсть и все такое. И вот мы пакуем чемоданы. Приходят друзья попрощаться — ну и начинают уговаривать его остаться. А в это время в России было очень плохо. “Коля, у тебя такие возможности, у тебя не будет здесь проблем”. Коля мягко так, вежливо отвечает: “Ну что вы, ребята, у меня там поклонники, мои зрители”. И когда они ушли, я буквально заорала: “Все! Я больше не хочу смотреть в их глаза с собачьей тоской! Ты такие же хочешь иметь?!” На этом было закончено наше прощание с мыслью об эмиграции.
- Почти пять лет назад случилась эта проклятая авария. Ты задавала себе вопрос: это испытание или наказание вам послано?
- Я помню, как мне позвонил Никита Михалков. “Люда, я надеюсь, ты это воспринимаешь не как наказание, а как испытание?” — спросил он. Конечно, испытание. Но оно открыло нам нас самих. О себе я узнала столько, о чем не могла и догадываться. Я например, не могла даже представить, что смогу не работать в театре, не ездить по странам (как я это прежде обожала — ходить, смотреть, восхищаться). Что смогу остаться прикованной к больницам, к человеку, которого люблю больше жизни.
Я поняла, что Коля — это не только физическая сила и мощь. Еще бы: в 60 лет играть “Юнону”, не сбивая дыхания петь, танцевать — это надо какой силой обладать! Но помимо этого выяснилось, что он обладает огромной духовной силой. Он выходил из комы, возвращался в жизнь, не депрессуя от того, что уже не выйдет на сцену, а радуясь, что продолжает жить, что видит своих друзей.
Он заплакал, когда узнал, что у нас родилась Яночка (внучка. — М.Р.). Я видела других людей, не имевших той славы, что была и есть у Коли, но впадающих в транс: “Все, я не артист, жизнь кончена”.
- Все это очень правильные слова, но трудно поверить, что не было у вас моментов отчаяния.
- Поверь, не было. Когда из реанимации Склифосовского мы переехали в медицинский центр на реабилитацию, врачи из палаты (а она по сути стала нашим домом) убрали все ножи, вилки, но забыли унести зеркало из ванны. Коля вошел туда — и мы замерли. Ну что он мог там увидеть? Скелет — минус 27 килограммов? Неподвижную мимику лица, ничего не выражавшего?..
Думала, ну все, сейчас разобьет зеркало, порежет к черту вены. Но выходит Николай Петрович, лицо ничего не выражает (оно же неподвижно), говорить не может, но пишет нам: “Ребята, я вас так люблю!” Это он нас успокаивал.
И только после этого я все поняла, и мы вернули в палату ножи-вилки, мы открыли балкончик: не будет бросаться. Он стал как мог бегать по коридорам, по садику. Шаг за шагом, слово за словом, глоток за глотком…
И вот сейчас, когда прошло четыре с половиной года, я вспоминаю слова хирурга, замечательного врача, оперировавшего Колю, Крылова. Он говорил всегда: “Ваша жизнь — марафон. Вы вздохнули, а где выдохнете, неизвестно. И в каком состоянии будете — неизвестно. Но идти будете. Вместе”. Вот мы и идем.
- После всего, что случилось за эти годы, ты поменяла ценности?
- Раньше мы говорили с ним так: “Театр для нас — жизнь, 70% точно занимает”. На сцене у Коли крылья вырастали. А теперь, когда он не работает, он спрашивает меня: “Куда мы идем сегодня?” Мы идем в театр. Так что театр остался, но есть и любимый человек, и моя жизнь полна им на все сто, а то и на 150 процентов.
- Ты провела ревизию друзей?
- Нет, друзей только прибавилось. Один приходит и говорит мне: “Я должен сегодня идти гулять с Колей”. “Сегодня не ты, сегодня другой”. И человек расстраивается — он же пришел помочь. Мы друзей не потеряли точно, можно сказать, я их лучше узнала. Вот Маша Миронова — мы дружили с ее отцом Андрюшей, но ее на руках не держали, в детстве не тискали. Но когда это случилось, Маша позвонила мне и спросила: “Можно я приду дежурить в больницу? Могу полы мыть в реанимации”. Маша первая, кто прислала нам цветы, когда мы перешли в палату, — стояла корзина цветов и записка “С жизнью!”. А ведь мы никогда с ней не были близки.
А его друзья, которых я не знала прежде, — они просто ворвались в мою жизнь. Я разговариваю по телефону с Сибирью, Лондоном, Пензой, Италией. Может, думаю я, он на сцене сделал столько доброго, что люди к нему тянутся?
Знаешь, когда мы первый раз шли по Тверскому после Склифа — у Коли дырка в голове, его шатает, да он практически на мне висит, и я чувствую, что он стесняется, ему неловко. Он мне всячески это показывает: “Да иди гордо! — говорю я. — Ты — живой!” И вдруг бежит мужик, видит нас, бросается наперерез, целует Коле руки. “Петрович! Молодец! Ты живой! Давай, давай! Мы за тебя молимся”. Коля встрепенулся. Прорычал как мог, и только я могла разобрать: “И ты давай! Будь здоров!” Коля расправил плечи.
Теперь, когда мы идем по Тверскому, нам машут, а дети, знаешь, дарят Коле шоколадки, мячики. Старушки кланяются. А что касается театра… Я играю, когда я в ванне: пою, читаю монологи — несыгранные мною роли. Ну разве я не отдам все эти роли за жизнь моего любимого человека? Конечно, отдам.
- Вы прорвались, потому что Бог помог? Ведь ты объезжала все церкви и монастыри, молилась день и ночь. Или чудо медицины?
- Мне монахи говорили, что если за Колю молились храмы, то это была такая мощная энергия! В Ватикане Папа Бенедикт на могиле Петра и Павла отслужил молебен во здравие Коли. Скажи, вот кто ему Караченцов? А мне прислали оттуда бумагу. Иногда Коля, я вижу, загрустит. Я ему говорю: “Коль, ты что? На тебя вся страна смотрит. Ты же у меня красавец. Хочешь в кино сниматься?” “Угу”, — отвечает. “А на сцену хочешь?” Кивает. Вот тогда мы идем к Дикулю на тренажеры, работаем с логопедами, гуляем, отдыхаем, опять работаем…
Однажды он сказал мне (это только я понимаю): “Я так соскучился по сцене”. Я знаю, что он ждет выхода на сцену. Ему выйти на сцену — это моя мечта. Если это, запредельное, случится — значит, случится чудо. Я буду стоять в кулисах и плакать от того, что он смог.
«Удар был точно такой же»
28 февраля 2017 года. Николай Караченцов попадает во вторую автокатастрофу. За рулем была Людмила Поргина. Артист попадает в Склиф — его кладут в ту же палату, где он лежал после первой аварии. «Все в порядке: проверили на МРТ — все цело, врачи говорят даже сотрясения мозга нет. Только синяк под глазом. Вон он сидит, шутит, есть захотел, - говорит нам Людмила. - Мы ехали с нашей дачи в кинотеатр (здесь у нас недалеко), сеанс в 19.00 начинался. Короче, выезжаем на нашу главную дорогу, Пушкинскую, скорость нормальная, примерно 60 км/ч, и вдруг… Слушай… Мы ничего не поняли — удар в правую дверь, как раз где Коля сидел». За рулем «Газели», которая столкнулась с машиной Поргиной, был молодой гастарбайтер, который развозил хлеб по магазинам...
«Коля был пристегнут, и это его спасло. Удар был точно такой же, как 12 лет назад — в эту же самую дверь, - говорит Поргина. - В кинотеатре я спросила: «Что у вас идет? Ближайший сеанс?» Мне сказали: вот в 19.00 — «Вампиры», наш фильм. А на афише, представь, было написано: «Любовь побеждает смерть». Я не придала этому значения, а теперь — вот как я к этому теперь должна относиться?»
«Николай и Людмила — в зале»
Осенью 2017 у Николая Петровича обнаруживают опухоль легкого.
Май этого года. Караченцов возвращается из Израиля, где ему проводили лучевую терапию. За последние полгода артист прошел шесть курсов химиотерапии.
5 сентября этого года. «Ленком» открывает сезон, идет сбор труппы. Николай Караченцов и Людмила Поргина в зале. Актер держит в руках книгу, посвященную «Юноне и Авось».
«Сейчас после сбора поедем в больницу, - говорит Людмила Поргина. - Нам там вольют лекарств. Ничего, скажи, Коля, будем жить? А как же иначе!»
4 октября. Караченцов госпитализировал с двусторонним воспалением легких.
Николай Петрович не дожил до своего 74-го дня рождения один день. «Я думаю, Бог его пожалел, чтобы его не мучить»,- сказала вдова.
Земля пухом...
Редакция «МК» приносит глубокие соболезнования Людмиле Андреевне, родным и близким любимого артиста.
Читайте материал «Держался до последнего: Поргина рассказала о смерти Караченцова»
