Хороший совет, да непросто ему следовать. Нужно по-новому выстраивать репертуар, да что репертуар — труппа Маяковки (в чем нам многие признавались) давно перестала быть одним целым. Пропало ощущение братства. Всё надо заново собирать по кирпичикам, и тут очень важен первый контакт с ведущими артистами (Костолевским, Симоновой, Филипповым, Кашинцевым, Байковским) — подставят ли те плечо, помогут ли молодому худруку? А то ведь худрук отличается известной профессиональной бескомпромиссностью, и если сильно наступить на горло — просто уйдет, за ним не залежится…
С вопросом о Карбаускисе — к актрисе Ольге Прокофьевой: “Да не спешите вы. Позже будет видно. Талантливый режиссер, я видела его спектакли. Надеюсь и верю, что наш театр ждут добрые перемены. Замечательная труппа, интеллигентнейшие люди, с нами все будет хорошо, мы трудоголики, будем много работать — и всё у нас выровняется!”.
…Среди последних работ Карбаускиса — два спектакля в Российском молодежном театре (один из которых — замечательные “Будденброки” по Томасу Манну). Не назначь Миндаугаса на Маяковку — так бы и ставил себе в РАМТе, продолжая собирать призы (напомним, в его “портфолио” — долгое сотрудничество с “Табакеркой”, театром Петра Фоменко). И везде берется за самое сложное, за самое плохо поставимое… не ждет быстрых дивидендов. А все почему? Потому что автор. А такому всегда сложно. Как, скажем, смотрелся бы Сокуров на посту председателя Союза кинематографистов? Не всегда стыкуется личное с общественным…
Мы отрываем от репетиций главного режиссера РАМТа Алексея Бородина.
— Как бы вы охарактеризовали Миндаугаса, с точки зрения худрука и человека?
— Это серьезный и верный шаг Комитета по культуре: Карбаускис — уникальный режиссер, таких мало. И он абсолютно готов к тому, чтобы иметь собственный коллектив. Я часто наблюдаю за ним на репетициях и понимаю, что он — личность. Вообще если наши театры будут развиваться по пути назначения в руководители таких, как Карбаускис, — дело пойдет. Серьезный, требовательный ко всему, что происходит, в первую очередь — к себе. Настоящий художник.
— Так в том и закавыка — сможет ли художник… тут же гибкость нужна.
— Сможет! Во главе театра должен стоять именно художник! Потому что когда мы начинаем вести себя на должностях как функционеры — театр заканчивается. Для него дело прежде всего. Пойдет только той дорогой, которую считает правильной. Главное ему… не столько даже помочь, сколько не мешать. Та часть труппы Маяковки, которую я хорошо знаю, как раз достойна такого перспективного и талантливого человека.
Итак, в фойе бельэтажа большой портрет Александра Лазарева, под ним стол, накрытый красным плюшем. Г-н Порватов (курирующий московские театры) объявляет о подписании контракта с Карбаускисом с 20 мая сроком на один год. Миндаугас берет слово:
— Я застеснялся. Спасибо за доверие, хотя вы меня не знали и я вас не знал. Человек я сложный, потому что честный. И этой честности требую от других. Я буду стараться, но… (пауза) не буду поступаться собственными принципами. Я не злой. Но задумчивый. Пожалуйста, не путайте это с гордыней.
С чего начнем — говорить рано. Никогда прежде не делал Островского, теперь рискну. Скажу сразу, это не будет коммерческим предприятием. Но просто желание познакомиться с вами в более интимной обстановке. Далее будет обязательно Брехт и, может быть, Ибсен. Надеюсь, меня не подведут вкус и совесть. Что до вас (обращается к труппе) — к вам зритель вернется. Вы честные, хотя где-то и обманутые, заблудившиеся… Но попытка — не пытка.
…Первое чудо уже свершилось — его трудно произносимая фамилия теперь легко отскакивает у всех от зубов.
