Theatrum mundi в переводе с латыни означает «театр мира» — таково название спектакля Гриши Брускина, вобравшего его старые работы, многие из которых прежде не показывались в России, в единое драматическое произведение. В этом спектакле девять сцен. Первая же захватывает зрителя целиком и полностью, превращая в героя действа. В темноте перед нами возникает синий всадник в противогазе, который мчится по стенам навстречу неведомому божеству, напоминающему идола одной из самых древних и загадочных цивилизаций — майя. Образ наездника, оседлавшего время, вызывает ассоциации и с «Синим всадником» Кандинского, ставшего символом освобождения от окаменелых традиций в искусстве, и с всадниками Апокалипсиса, которые несут, согласно Откровению Иоанна Богослова, чуму, войну, голод и новый мировой порядок. В свете этой динамичной проекции мы видим две скульптуры — еще одного всадника на коне с множеством ног и голову «Спящей музы», напоминающей знаменитую скульптуру Константина Бранкузи, только с искривленным до ужаса лицом-маской. «Противогаз защищает наездника от напастей нашего времени: смертоносных вирусов, химического и биологического оружия. Гонец несет весть о том, что мир изменился», — гласит пролог к спектаклю Брускина.
Следующие сцены являют перед нами снова памятники. Это полуразрушенные позеленевшие скульптуры — в одном зале представленные в виде миниатюр на столе, в другом — в виде больших памятников в огромных ящиках. Эти мирные и военные образы (от генералов и солдат до пионеров и спортсменов) напоминают об иконоборческой пандемии (свержении памятников) в бывшем СССР. Однако снятые с пьедестала боги не сразу теряют идеологическую силу и магическую ауру, они остаются на подкорке памяти, преследуют нас как призраки, пока новые герои занимают свои места на сцене. Театральный репертуар меняется, но насколько он принципиально нов?
Театр мира невозможен без сцен «розового счастья», которое в советское время рисовалось на открытках и плакатах, теперь же идиллическими картинками заполнены соцсети. Гриша Брускин в сцене №6 рисует вместо них реальную, но до боли комическую жизнь, где многие герои, как и синий всадник, живут в противогазе. На явь мы смотрим словно сквозь тусклое стекло — так и называется эта сцена, цитатой из Нового Завета (послание к коринфянам святого апостола Павла). Следующая сцена — многофигурная. Здесь религия, в которой существует запрет на изображение (иудаизм), обретает зримые фантастические формы на разноцветной гигантской шпалере. Древние сравнивали мир с ковром, сотканным Богом, объясняет выбор материала автор. Эта Вселенная фантастических существ тоже поделена на сцены, где в каждой четыре героя. Эта многослойная метафора подготавливает нас к финалу спектакля, где зритель вновь сталкивается с фигурками-архетипами, сотканными из всемирных и чисто советских мифов. Механические младенцы, танки и солдаты, башни и идолы вместе напоминают картины Босха. А последняя сцена под названием «Смена декораций» превращена в театр теней, где на сцену выходит новый герой — «русская идея». Она изображена в виде сложного сообщающегося сосуда и множества других скульптур, где смешиваются разные мифы, над которыми снова парит двуглавый символ империи…
Художник, родившийся в 1945 году, выросший и сформировавшийся как личность в годы «холодной войны», рисует мир вооруженным, а войну — обезоруженной. Этот спектакль, собранный из произведений, которые были созданы еще до пандемии, можно было бы озаглавить так же, как Лев Толстой свой самый увесистый и значительный роман. Он намного шире нашего времени, но из дня сегодняшнего смотрится как пророчество.
