Церемония подписания состоялась в Париже, но в мировую историю этот мирный договор вошел как Дейтонские соглашения – по названию места (Дейтон, США, авиабаза Райт-Паттерсон), где проходили переговоры о мире (1-21 ноября 1995 года). В общем, концовка этой войны совершенно ясна. Начало – куда более запутанное и мутное.
Нельзя даже точно сказать, когда и где раздались первые выстрелы, поскольку все стороны конфликта придерживаются своей хронологии. Но по версии боснийских сербов, которую разделяют и многие зарубежные летописцы этой войны, первой ее жертвой стал Никола Гардович, житель Сараево, столицы Боснии и Герцеговины.
Согласно этой версии, первые выстрелы прозвучали 1 марта 1992 года в Башчаршии, районе в историческом центре Сараево. Население района преимущественно мусульманское, однако там расположен самый древний и знаменитый православный храм города – церковь Святых Архангелов Михаила и Гавриила. В тот день в центре республиканской столицы проходила пышная сербская свадьба. Обвенчавшись в одном из храмов в сербской части города, молодожены двинулись в старую церковь.
Тут стоит пояснить, что главная реликвия этого храма – частица мощей святой первомученицы Феклы: считается, что святая помогает супружеским парам, мечтающим о чадах. В общем, свадебное паломничество такого рода было вполне в порядке вещей.
Но день был необычным. 1 марта 1992 года – последний день проведения в республике, тогда еще Социалистической Республике Босния и Герцеговина в составе Югославии, референдума по вопросу, сформулированному в бюллетенях следующим образом: "Вы за суверенную и независимую Боснию и Герцеговину, государство равных граждан, народа Боснии и Герцеговины – мусульман, сербов, хорватов и представителей других народов, проживающих в ней?".
Однако, несмотря на красивую политкорректную формулировку, боснийские сербы в референдуме участвовать отказались. Результат его в любом случае был предопределен: сербы составляют менее трети (30,78 процента) населения республики. Они были и остаются второй по численности национальной группой. На первом месте – бошняки, боснийцы-мусульмане (50,11 процента). На третьем – хорваты (15,43).
Бошняки и хорваты были – в массе своей – за выход из Югославии. Сербы – против. Раскол республики начался еще до референдума. 12 октября 1991 года республиканских парламент, Народная скупщина, принял голосами бошнякских и хорватских депутатов Меморандум о суверенитете Боснии и Герцеговины.
Сербские депутаты в голосовании не участвовали, а затем вообще устроили бойкот парламента, перестали принимать участие в его деятельности. Вскоре после этого боснийские сербы созвали свою Скупшину, которая 9 января 1992 года провозгласила Республику сербского народа Боснии и Герцеговины в составе Югославии.
В общем, день, когда случилась роковая свадьба, атмосфера в Сараево – и в республике в целом – была, мягко говоря, сильно накалена. И еще два немаловажных обстоятельства. Во-первых, близлежащая к церкви парковка находилась на значительном отдалении от нее, и многочисленная свадебная процессия последний отрезок пути преодолевала пешком, сильно растянувшись.
Во-вторых, участники этого шествия размахивали сербскими флагами, что очень не понравилось жителям мусульманского квартала: сербская свадьба была воспринята ими как политическая демонстрация и, соответственно, – провокация.
Группа молодых людей попыталась вырвать флаг у одного из участников процессии. Началась драка, затем – стрельба. Погибший, Никола Гардович, был отцом жениха. Кроме того, был ранен православный священник. Стрелял, как потом выяснилось, Рамиз Делалич – местный бандит, бошняк по национальности. Во всяком случае, именно он был главным подозреваемым.
Ответственности за убийство, разжегшее пожар войны, Делалич сумел избежать, но от судьбы не ушел – жизнь прожил хотя и яркую, но недолгую: в 1997 году уголовный авторитет был убит в результате очередной криминальной разборки.
Тогдашний глава республики, председатель президиума Социалистической Республики Боснии и Герцеговины Алия Изетбегович, осудил убийство на сербской свадьбе, назвав его "выстрелом в Боснию". Местные, мусульманские муниципальные власти выразили соболезнование семье погибшего. Но раскручивающийся маховик конфликта было уже не остановить.
В трагикомедии Эмира Кустурицы "Жизнь как чудо" – по мнению автора этих строк, лучшего фильма о Боснийской войне, а возможно, и обо всех межэтнических конфликтах, – о начале вооруженного противостояния герои узнают из новостных телепередач.
"Сербские жители Боснии и Герцеговины заявили сегодня, что убийство во время сербской свадьбы стало вызовом всему сербскому народу, – вещает диктор. – Жителям рекомендуется оставаться дома. Хотя драк нигде не было, отдельные выстрелы раздавались по всему городу. Необходимость введения комендантского часа ясна всем, кроме членов городского совета... Складывается впечатление, что войны не избежать. Она может начаться в любой момент".
Место, где работает телевизор, – дом главного героя картины, инженера-железнодорожника Луки Джурича, и его жены Ядранки. Оба – сербы. Услышав новости, жена говорит, что их сын, Милош, должен держаться подальше от своего друга-мусульманина Эсо. Но Лука против: "Он (друг сына. – "МК") хороший парень". Не верит он и в то, что начнется война: "Ерунда все это. Ничего не случится. У нас разумных людей больше".
И потом отказывается верить в том, что разум людям отказал. Когда через некоторое время телевизор сообщает, что "Сараево горит", что "везде видны признаки войны", что "группы молодых людей периодически отвечают на огонь артиллерии" и "готовы пожертвовать собой и умереть за свое правое дело", Лука, отказываясь принять новую реальность, выбрасывает аппарат из окна и стреляет в него из охотничьего ружья.
Ключевую идею своего фильма Кустурица выражает через судьбу своих героев – Луки и мусульманской девушки Сабахи, в которую инженер, а его до того бросила жена, без памяти влюбился: война – абсурд, безумие; общечеловеческие ценности, человеческие отношения, несравнимо выше, значимей разделяющих людей идеологических, политических, этнических, культурных противоречий.
Идея, конечно, не нова. Но ее ценность как раз в ее банальности. Идея вполне выдержала проверку временем: все войны на Земле, сколько бы они ни длились и какими бы кровопролитными и ожесточенными ни были, каким бы несбыточным чудом ни казался в разгар этих конфликтов мир, рано или поздно заканчиваются. И люди возвращаются к нормальным отношениям. Впрочем, и мир тоже не вечен: рано или поздно безумие овладевает людьми вновь. И все повторяется.
Линия фронта в той войне разделила города, села, улицы: соседи воевали с соседями. Пролегла даже через множество семей. В 1991 году, последнем предвоенном, 27 процентов браков в республике были смешанными. В некоторых ее частях эта доля доходила до 35 процентов. По данным переписи 1991 года, 5,6 процента населения идентифицировали себя как "югославы", то есть из-за смешения кровей и/или в силу убеждений не относили себя ни к одной из основных национальных групп.
Впрочем, понятие "смешение кровей" для этой части Европы плохо подходит. По большому счету кровь одна. Когда-то, по историческим меркам совсем недавно, это был один народ, говоривший на одном языке, исповедовавший одну религию. Язык, правда, остался прежним, единым – сербскохорватским. Если и есть различия, то очень незначительные.
А вот религии теперь разные. Именно они и определяют в первую очередь национальное самосознание. Которое отнюдь не является константой. Вполне может поменяться. Яркий пример подобной конверсии – сам создатель фильма "Жизнь как чудо". Эмир Кустурица родился в Сараево – в бошнякской семье. Но, повзрослев, осознал себя сербом.
"Может быть, мы были мусульманами в течение 250 лет, но мы были православными до этого, и глубоко внутри всегда были сербами, вера не может изменить это, – рассказывал Кустурица историю своей семьи. – Мы стали мусульманами только для того, чтобы выжить при турках". В 2005 году переход в новую национальную идентичность получил завершающий штрих: Кустурица принял православие под именем Неманя.
Есть, однако, и примеры обратных переходов: "отсюда – туда". Йован Дивьяк, генерал, занимавший во время войны пост заместителя командующего генеральным штабом Армии Республики Босния, то есть вооруженных формирований боснийских мусульман, происходил из сербской семьи, но идентифицировал себя как бошняк.
Трудно сказать за всех таких конвертантов, но Кустурица полностью от своих корней отречься явно не смог. Именно поэтому его фильм и получился таким правдивым. Не в том смысле, что он с документальной точностью отражает исторические события. На документализм эта трагикомедия не претендует и претендовать не может: все персонажи – вымышленные. Но в этом фильме есть то, чего нет во многих других лентах, посвященных той войне. Включая документальные. То, что иногда называют "правдой жизни".
"Это чужая война, – объясняет Луке знакомый сербский военный, капитан Алексич, когда тот, узнав, что сын попал в бошнякский плен, пытается тоже пойти воевать. – Это война подонков. Не твоя и не моя".
В фильме нет правых и виноватых. Нет также массовых убийств и концлагерей. Но честно показано, что военные преступления совершали обе стороны конфликта. Собственно, вследствие одного из таких преступлений, совершенного боснийскими сербами, Лука Джурич и познакомился со своей любимой, Сабахой Биширович, работавшей медсестрой скорой помощи в районе, населенном бошняками.
Для тех, кто не смотрел фильм или смотрел, но успел позабыть его сюжетную линию: машина скорой попала в руки сербских боевиков. Обоих мужчин экипажа они убили, а девушку-медсестру взяли в плен. Точнее – в заложницы. И "подарили" Луке – для того, чтобы он обменял ее на попавшего в плен сына. "За нее можно получить и Милоша, и деньжат", – уверяет боевик Томо Луку, передавая "подарок".
Обычная история для тех мест и того времени. Ну а когда Лука и Сабаха решают бежать от войны – сперва в Сербию, а затем в Австралию, – их плану мешает уже противоположная сторона: в тот момент, когда влюбленные собираются перебраться через реку Дрину, отделяющую Боснию от Сербии, пуля, выпушенная из снайперской винтовки, едва не убивает девушку. "Наша Дрина – Мекка и Медина", – ликуют боевики-мусульмане, уверенные, что убили сербку. И тут тоже ничего невероятного. Будни гражданской межэтнической войны.
Для справки: по данным Научно-документационного центра в Сараево, гражданская война унесла в общей сложности 101 040 человеческих жизней (погибшие и пропавшие без вести). 38 239 жертв войны – гражданские лица. Мир, наступивший после этой бойни, все стороны конфликта расценили как несправедливый, "худой". Но показательно, что никто за 30 лет так и не решился исправить это – "повторить".
Что отчасти объясняется усилиями миротворцев, по сию пору сдерживающими порывы горячих братьев-славян. Но хочется верить, что дело не только в "мировых жандармах". Что горячие парни осознали, во-первых, что победа недостижима, а во-вторых – что никакая победа в такой войне, войне между близкими, родственными народами, не стоит той цены, которую за нее придется заплатить. Тем более – такой цены.
