Почему Смоленск? Потому, что в 2004 году именно здесь стартовал эксперимент по организации АГС. Теперь ежегодно сюда прибывает
Альтернатива для души
Территория интерната — это бывшая воинская часть: каменный забор, КПП, одноэтажные каменные домики — старикам удобно, не надо подниматься по высоким лестницам. На ступенях административного корпуса нас встречает подтянутый мужчина. Представляется: Анатолий Николаевич Горшков.
— Директор? — уточняю я.
— Не знаю, останусь ли им после вашего приезда, но пока да, — он ведет нас знакомить со своим хозяйством. — Тут корпус ходячих, а это два корпуса лежачих: каждого надо перевернуть, помыть, за всеми убрать. В интернате на 180 проживающих — 140 человек персонала. Санитаров человек 40, трудятся посменно, круглосуточно. Альтернативщики им помогают.
— А заменить весь штат альтернативщиками согласились бы?
— Ни за что! — испуганно отмахивается директор. — Это ж дети, у них нет никаких навыков. Замените ими половину санитаров — и наши проживающие будут бедствовать. И вообще... Если рассуждать дальше, скажу: мужчина должен служить! Альтернативная служба — тоже, конечно, благородное дело, но вы меня извините... Вот когда меня забирали... — тут Анатолий Николаевич предается воспоминаниям армейской юности, после чего философски замечает: — Каждый должен отдать честь Родине. Конечно, одни ее так отдают, другие — так, но...
Я было собираюсь поспорить с ним о чести, как директор озадачивает снова:
— Сегодня у нас четверо альтернативщиков: один баптист и трое свидетелей, как его, этого... — он мучительно вспоминает чуждое имя, — а, Иеговы! А когда я пришел сюда лет шесть назад, тут их было 10 человек. У них тоже была своя вера. Я плохо соображаю: какая, как в нее верить? Хотя сам-то в Бога верю. Но это ж какие-то секты? Одни, посмотришь телевизор, направлены правильно, другие неправильно — не разберешь! Жители поселка тогда начали жаловаться: расплодили, говорят, сектантов! Ходят, наших детей вовлекают неизвестно куда! Нам с начальником Кардымовского УВД, когда те стали распространять тут листовки, пришлось вызывать их в милицию, пугать: посадим!
— Разве они занимались чем-то незаконным? Насколько я знаю, и баптисты, и свидетели Иеговы у нас в стране не считаются сектами.
— Но люди-то возмущаются, если находят у детей листовки. Секты — не секты, я там в них не соображаю!
— А может, надо бы?
— Им же самим мы не запрещаем верить! — жарко вступилась за директора одна из его коллег. — Но они и среди стариков пытались проводить агитацию. Тут еще ладно, но ведь у нас есть и психоневрологические дома-интернаты, где люди неадекватны. Их в любую секту легко завлечь. А какие цели там преследуются? Может, отобрать имущество? — И доверительно, почти шепотом, женщина добавила: — Говорят, с Минобороны на эту тему тоже проводились беседы. Теперь решено: эти ребята должны служить ближе к дому не только чтоб дорогу им не оплачивать, но еще и потому, чтобы религиозная зараза по России не распространялась. Иначе с помощью АГС секты внедряются на предприятия, развивают свою сеть и завоевывают все новые территории страны.
Вот это да! А я-то думала: милые мальчики-пацифисты, обласканные местной властью, которых ждут не дождутся во всех социальных учреждениях страны.
— Выходит, вам они не нужны? Вы и без них прекрасно обошлись бы?
— Обошлись бы! — обрадовался директор и тут же спохватился: — Однако это задача общества. Надо ж понимать: почему бы мне как руководителю и всему нашему коллективу не воспитывать тут
— Они с вами тоже поют и танцуют?
— Нет. Немного не та вера, — морщится директор. — Мы предлагали, но им не положено. Они очень обособлены и закрыты. Если мусульманин или православный вам может все рассказать о своих взглядах, то этот никогда не расскажет, чем руководствуется в жизни.
— Может, боятся: посчитаете агитацией, начнете пугать: посажу!
— Нет. Эти ребята юридически все хорошо подкованы. Они принадлежат к тоталитарным сектам, которые во многих других странах запрещены. И у нас их надо запрещать! А наши православные батюшки приходят к нам, улыбаются, знают, что такое есть, но не желают как-то с этим бороться. А между тем сектанты очень активны и людей к себе вовлекают все больше и больше. Они сюда приезжают и первым делом спрашивают не дом-интернат, где будут работать, а ищут, где их молельный дом. А вот были у нас мусульмане — так с ними никаких проблем. Они, как правило, высокообразованные священнослужители, закончившие школу имамов. Неконфликтные, трудолюбивые, сознательные, чистоплотные — ответственные люди.
— Ничего, что часто молятся?
— Подумаешь, несколько минут. Какие могут быть возражения?
— Если б вам пришлось выбирать между баптистами, свидетелями Иеговы и мусульманами, кого бы выбрали?
— Баптисты тоже ничего, но лучше мусульмане.
Хочешь — не хочешь, терпи
Беседуя с директором, я пыталась выяснить: если не трогать веру, то что его как руководителя не устраивает в таких ребятах?
— Внутри секты, — говорит Анатолий Николаевич, — у них четкая иерархия и жесткая дисциплина. Если надзиратель — их районный руководитель — призвал, допустим, на какое-то собрание, то они оставят рабочее место и уедут, не глядя ни на что. А между прочим, по закону им не положено покидать территорию населенного пункта без уведомления работодателя. Но они могут по два-три дня пропадать на религиозных собраниях. Ну да, им ставят прогулы. А для меня все равно головная боль: и работа не сделана, и человек пропадал где-то. Что с ним? Жив — нет? Искать — не искать? Пацаны ведь, душа за них болит... Обычно начинается хорошо: приезжают, работают. Но как только освоились, поездили по этим своим сектам, так начинаются проблемы. Часто покупают машины — старенькие «Жигули» — и когда хотят, развернулись и поехали. Так что если, как вы сказали, их тут будет половина штата — беда!
— Что бы вы изменили в организации АГС?
— Многое. К примеру, что делать, если альтернативщик серьезно заболел? Может, он уже не АГС проходить должен, а группу инвалидности получать и комиссоваться. Но он не солдат — значит, ни госпиталь, ни военно-врачебная комиссия ему не положены. Мы как-то сами крутимся, помогаем таким.
— Или был еще в нашей области случай, — подхватывает рассказ директора представитель Роструда. — В одном из интернатов служили ребята из Сибири, на автомобилях свободно перемещались по области и однажды просто уехали. Мы обращались в милицию, прокуратуру, делали запросы в военкоматы... Искать их никто не захотел. До сих пор непонятно как числятся. Военная прокуратура обычно отказывает в возбуждении подобных дел — говорит: альтернативщик — не военнообязанный, а значит, нет состава воинского преступления, пусть ими занимается полиция по месту жительства. Та заявляет: сообщайте в военкомат. А ему-то они зачем? Выходит, Роструд и руководитель предприятия должны сами их искать, разъезжая по стране за свой счет?
— А материально их можно наказать за невыход на работу?
— Нет. Они и так получают минимум. Уволить с АГС по инициативе работодателя тоже нельзя. Хочешь — не хочешь, терпи. Единственное, можно записать прогулы — они не засчитываются в АГС, и на это же время ее срок продляется.
— Выходит, можно прогулять полгода, а потом отработать?
— Да. Солдата за такое сразу запишут в дезертиры и дадут срок. Так что механизм контроля за АГС требует законодательной доработки в сторону ужесточения. Но с другой стороны, — директор тихо вздыхает, — пацаны они, дети, помочь им хочется... Ну, да Бог им судья. Пойдемте, покажу, где они живут.
«Я выбрал маму»
Помещение из нескольких комнат напомнило мне юность в офицерской общаге, хотя двухъярусные койки скорее походили на казарменные. Зато небольшая кухонька с шумящим чайником, телевизор, компьютер — это атрибуты пусть общего, но все же дома.
Первый, с кем довелось поговорить, — Алексей Глотов, свидетель Иеговы из Тульской области. На вопрос, трудно ли было попасть на АГС, ответил:
— Нет. За полгода я написал заявление. Привел библейские стихи: послание к римлянам, где Павел записал, что «насколько возможно будьте в мире со всеми людьми», пророчества Исайи о том, что скоро на земле будет мир, и объяснил, что с моей стороны просто невозможно брать оружие в руки.
По словам Алексея, его заявление сразу одобрили. Дали закончить
— Знаете, мой дед служил, отец служил, но они тогда не были в вере, — рассуждает Алексей. — И я не какой-то там трус. В армии служить всего год, и каждому парню это по силам. Если бы не мои убеждения, возможно, я бы тоже служил.
— Не обидно, что многие вас тут считают сектантами?
— Христос сказал: гнали меня — и вас будут гнать. Где-нибудь в Риме православие тоже могут считать сектой.
Стало ясно, что смутить вопросами этого мальчика с просветленным лицом не удастся. И зачем? Он имеет убеждения, отстаивает их как может. Кто смеет отнять у него это право?
— Конфликты с представителями других религий у вас тут бывают?
— Мы рассуждаем так: мы все тут по одной причине — это нас объединяет. Так что едим вместе, а молимся отдельно.
Другой мой собеседник — Артур Капитанов, несмотря на «военную» фамилию, тоже оказался свидетелем Иеговы. Ему повезло больше других: он живет километрах в шестидесяти отсюда и на выходные ездит домой. Интересуюсь: трудно ли было ему попасть на АГС?
— Поначалу военком очень удивился, так как в нашем Починковском районе никогда еще не было «альтернативщиков». Он меня выслушал, затем спросил: тебя заставили или это твое добровольное решение? Я сказал: решил сам, и давно. Военком предупредил, что если меня утвердят — придется «утки» выносить.
— Не обманул, значит?
— Нет, — улыбается Артур. — Я только попросил, чтобы отправили поближе к дому. Обо мне позаботились, и вот я здесь. Дали даже закончить год в автотранспортном колледже. Теперь учусь заочно. Меня отпускают на сессии.
— Как ты объяснял, что не можешь служить?
— Объяснил, что изучаю Библию, где дана ясная точка зрения Бога на военные действия: любящего насилие Бог ненавидит, поэтому я избегаю обучения военному делу и связи с оружием.
— Значит, не можешь стать, к примеру, охотником?
— Смогу, если это нужно, чтобы прокормить семью. Убивать ради интереса, чтобы повесить чучело, — это никогда.
— Эти убеждения ты приобрел в осознанном возрасте или еще в детстве?
— Мама мне об этом рассказала в 5 лет. Потом, уже в 14, передо мной встал выбор: либо я буду с мамой, либо нет. Я выбрал маму...
— Ей приходится тебе помогать? Платят тут мало.
— Я получаю 4300 рублей. Хватает. Нам здесь помогают. Когда могут, что-то из столовой дают, что-то привожу с огорода. И потом, мы же не платим ни за свет, ни за жилье.
— Старики к вам тут как относятся?
— Есть здесь один дедушка, — улыбается Артур, — он очень возмущен: дескать, я воевал, а ты... Поначалу мы тут от многих стариков это слышали. Теперь — нет. Они люди понимающие, добрые...
— Сам-то как считаешь: АГС — полезная вещь или нет?
— Если б ее не было, и я, и многие такие же ребята сели бы в тюрьму. Не потому, что кого-то убили или украли, а за свои религиозные убеждения.
Весомые аргументы
С баптистом Семеном Деминым из Урюпинска я встретилась в корпусе для лежачих. Поначалу он хмурился. Несколько раз переспросил, косясь на диктофон, не собираюсь ли я его снимать и не попадут ли кадры на телевидение. Я успокоила — записываю только звук, чтобы не переврать, и спросила: какие убеждения не позволили ему служить?
— Я верующий человек и поэтому выбрал для себя альтернативу.
— Но многие верующие служат?
— Мы — евангельские христиане. Из-за того, что срочная... Ну как бы... Не знаю, как сказать... — смутился Семен, а потом одним махом выдохнул: — Мои убеждения переходят границы срочной службы.
Я вдруг представила, как трудно в столь «весомых» аргументах было разбираться урюпинскому военкому. Тем более, насколько я знаю, у баптистов все очень неоднозначно по поводу армии. К примеру, в США, откуда родом это течение и где проживают три четверти баптистов всего мира, служба в армии в порядке вещей. У нас же баптисты не пришли к единому мнению. Одни говорят: это дело совести каждого, и желающие могут служить. Те же, кто считает это для себя невозможным, должны использовать право на АГС.
Семену свое право пришлось доказывать полгода.
— Они требовали какие-то бумаги, — с обидой вспоминает он, — а в нашей религии никаких определенных документов нет. Это не организация, а церковь евангельских христиан-баптистов. С осени до весны я водил в военкомат свидетелей, родителей, только потом мне сказали ждать разнарядки из Москвы. Должны были предложить три места на выбор, но выбора не дали. Я смирился и поехал сюда, хоть и далеко.
Семен — строитель, окончил политехнический колледж и после АГС собирается работать на стройке прорабом. При этом говорит, что подняться на более высокие должности ему не позволяет религия:
— Я буду работать на организацию, но не управлять ею. Ничего противозаконного по стройке мы делать не будем. Только стоить здания.
Мне показалась его позиция лицемерной: выходит, буду делать что прикажут, а на нарушения руководства закрою глаза?
— Но если самому стать руководителем, можно же всем и вверху, и внизу запретить заниматься чем-либо противозаконным. Разве нет?
— Ну как бы... — Семен снова замялся, — не знаю...
Мне стало за него обидно. Этот молодой честный парень сознательно ограничивает свой карьерный рост, а на руководящие посты лезут всякие аферисты. Между тем в США баптисты становились даже президентами: Эндрю Джонсон, Уоррен Гардинг, Гарри Трумэн, Джимми Картер, Билл Клинтон.
Череду моих гневно-патриотических мыслей прервал тихий голос Семена:
— Давайте лучше я вас с Анной Николаевной познакомлю. Ей 101 год. Когда она себя плохо чувствует, ее приходится кормить с ложечки, как ребенка. А так обычно и ходит, и ест сама. Можете меня даже с ней сфотографировать.
Вот это да! Только что боялся съемки, а тут сам: сфотографировать!
Палата, куда меня привел Семен, напоминала больничную. В ней на кроватях сидели четыре старушки:
— Вот наша Анна Николаевна, — сказал он, взяв ее под локоть. Узнав его сильную руку, она, вдруг, как маленькая, тихонько захныкала:
— Ой, Господи, что ж ты забрал у меня глазки... Оставил бы хоть один глядеть...
— Она недавно совсем ослепла, — грустно сказал Семен, — не привыкла еще.
Бабушка не унималась:
— Бьют меня тут... Та, здоровенная, — и она подняла жилистый кулачок вверх, — ударит так ударит!
Я испуганно глянула на Семена.
— Конфликтует с соседкой. Та думает, что к ней пристают. А она не видит и просто опирается о ее кровать, когда проходит мимо.
Это было невыносимо. Навернулись слезы. Хотелось скорее оказаться на улице. Мы вышли. И вдруг я заметила, что тут, где рядом нет старушек, Семен снова превратился в того хмурого баптиста, каким я увидела его вначале. Того самого, что не хочет быть ни солдатом, ни президентом, а только прорабом.
* * *
В Москву мы возвращались на машине. Глядя на бескрайние поля, я думала о том, что где-то тут, неподалеку, в братской могиле похоронен мой дед.
В селе его считали праведником: он предсказывал, лечил и помогал людям. Дед был исключительно религиозным человеком, и если бы жил сегодня, возможно, перед ним тоже встал выбор: брать в руки оружие или нет. Но в
Стреляли в голову разрывными пулями. Чтобы его похоронить, моя мать — у нее тоже не было выбора — собирала остатки мозга в шапку-ушанку...
Как хорошо, что у этих мальчиков сегодня есть выбор. Главное, чтобы они, если придется, сделали его правильно.
